— Промахнуться я не мог, — говорил Кузнецов, — стрелял в упор.
Через несколько дней связные наконец доставили в отряд номер ровенской газеты «Волинь». Крупным шрифтом в ней было напечатано следующее сообщение:
«В понедельник 20 сентября, в 13 часов 30 минут, на улице Шлосс в Ровно были убиты выстрелами сзади руководитель главного отдела финансов при рейкхскомиссариате Украины министерский советник доктор Ганс Гель и кассовый референт Винтер. Те, кто дал убийце поручение, действовали по политическим мотивам».
Это казалось сущим наваждением: военный чиновник в высоком чине, у которого не только фамилия, но и внешность была схожей с внешностью заместителя рейхскомиссара, адъютант с такой же красной папкой, тот же маршрут, то же время!
Да, оказывается, бывают и такие удивительные совпадения. Как стало известно позднее, министериальрат Гель за несколько дней до покушения прибыл в Ровно из Берлина и на первых порах по приглашению Даргеля поселился в его особняке на Шлоссштрассе. Сам Даргель в этот день по какой-то серьезной причине задержался в рейхскомиссариате, но Гель вышел из РКУ в обычное время.
На Кузнецова было жалко смотреть. Он разве что не плакал от досады, хотя никто и не думал его в чем-либо упрекать. Очень уж невероятным и редкостным было стечение всех обстоятельств.
— В следующий раз документы буду проверять, прежде чем стрелять, — в сердцах сказал он.
И все же командование было вполне довольно результатом покушения, так что расстраивался Кузнецов зря. Во-первых, сам акт возмездия прошел безукоризненно — значит, план операции, в сущности, был разработан правильно. Во-вторых, министериальрат Гель был фигурой достаточно важной, если и уступавшей положению правящего президента Даргеля, то самую малость.
Дерзкое уничтожение в самом центре «столицы» средь бела дня высокопоставленного чиновника имело одно важное последствие. Зиберт обронил свой бумажник возле убитых вовсе не нечаянно. «Утеря» была отправной точкой некоей комбинации, придуманной Медведевым и Лукиным. Сам бумажник с этикеткой дорогой берлинской фирмы незадолго до того был изъят у захваченного разведчиками видного эмиссара ОУН, прибывшего из Берлина. В нем находился паспорт с разрешением на поездку в Ровно, членский билет берлинской организации ОУН и директива (в виде личного письма) ее ответвлениям на Волыни и Подолии. В ней излагалось требование усилить борьбу с советскими партизанами в интересах вермахта.
Содержимое бумажника пополнили. Для убедительности в него вложили сто сорок рейхсмарок, двадцать американских долларов, несколько советских купюр по десять червонцев, а также три золотые царские десятки. Саму же директиву подменили другой, хотя и написанной «тем же самым почерком». В ней содержалось прямо противоположное указание: в связи с явным проигрышем Германией войны взять другую линию, начать действовать и против немцев, чтобы хоть в последний момент привлечь как-то симпатии населения.
Комбинация была рассчитана точно. Как уже отмечалось ранее, СД к националистическим главарям всегда относилась с недоверием, зная их склонность к изменам. В газетах оккупантов появилось многозначительное сообщение, что, хотя покушавшийся был одет в немецкую военную форму, на самом деле он принадлежал к числу лиц, не оценивших расположения германских властей и продавших фюрера. Далее газеты сообщали, что полиция безопасности уже напала на след преступников. Что ж, этот след привел их именно туда, куда и намечалось. За причастность якобы к убийству Геля и Винтера гитлеровцы арестовали, а затем расстреляли около тридцати видных националистов, а также сотрудников так называемого Украинского гестапо.
Сейчас на Украине иногда обвиняют Медведева и Кузнецова в том, что, дескать, по их вине оккупанты казнили за этот акт возмездия лучших представителей украинской национальной культуры и что такого учреждения, как Украинское гестапо, не существовало. Но репрессии в данном случае виднейших писателей, ученых, музыкантов вовсе не коснулись (кстати, самые видные из них были своевременно эвакуированы) — немцы расправились именно с активными деятелями ОУН и УПА в этом регионе, с которыми ранее сотрудничали в борьбе с советскими партизанами и подпольщиками.
Что же касается Украинского гестапо, то таковое существовало (впрочем, подобное имелось и в Белоруссии, и в оккупированных областях Российской Федерации). Правда, формально называлось несколько иначе: УТП — «Украинская тайная полиция». В ее функции входило наблюдение, в том числе с использованием секретной агентуры, за всеми русскими и украинскими служащими оккупационных учреждений, включая и полицию.
…И все же Кузнецов, хоть и успокоился немного, но общего удовлетворения первой операцией не разделял. Он не мог смириться с мыслью, что палач остался жив, и ему хотелось во что бы то ни стало довести дело до конца. Николай Иванович добился-таки разрешения вторично стрелять в Даргеля.