Ледовый десант

Тяжелые танки «КВ» и «САУ-152» могут выдержать только шестидесятитонные паромы. Их мало. Значит, на берегу образуется очередь, и согласованность в работе паромов должна быть четкой. С полным напряжением будут действовать два понтонных моста, рассчитанные на шестнадцать тонн.

Все радиостанции танковых и других воинских частей работали, как и прежде, на тех же волнах. Заполненный голосами и сигналами морзе эфир подтверждал будничность ситуации под Букрином и на Лютеже, усыпляя радиоразведку противника.

Рокировка…

Не передислокация, а действительно рокировка, как в шахматной игре, когда тура, которую шахматисты сравнивают с дальнобойной артиллерией, передвигается с крайней линии на центральную, чтобы перехватить инициативу игры именно на центральном, главном, направлении. Единственный раз в шахматной игре королю разрешается «перепрыгнуть» через две клетки — это в момент короткой или длинной рокировки. Именно длинную рокировку и осуществляли войска генерала Ватутина с южного Букринского плацдарма на северный Лютежский.

Рокировался и полк, сформированный из дивизии Федора Сильченко, которая за четыре недели боев понесла ощутимые потери, и отдельный артиллерийский дивизион, точнее, две артбатареи капитана Зарубы. Командующий фронтом решил передислоцировать этот наиболее боеспособный полк в армию, которой выпало вести наступление с Лютежского плацдарма на Киев.

Ночь на 26 октября была холодной, влажной. Низкие серые тучи еще с вечера, казалось, придавили к земле все живое на обоих берегах Днепра. Этой ночью и тронулась первая сотня танков из оврагов под Зарубенцами к реке, чтобы еще раз форсировать Днепр, но теперь уже с правого берега на левый.

Гудели приглушенно моторы танков и тягачей, спускавшихся с круч к паромам, к деревянным и понтонным мостам. Ни одного огонька вокруг. Только вблизи можно было заметить белые квадраты на кормах «тридцатьчетверок», «КВ» и самоходно-артиллерийских установок.

На бортах танков и самоходок сидели командиры машин, подавали команды механикам-водителям. В движении могучей стальной армады чувствовались слаженность, четкость.

Тягачей и автомашин не хватало для переброски воинов, поэтому в кузове «челябинца», тащившего орудие, сидели не только артиллеристы, но и несколько минометчиков и один офицер — его посадили полковник Сильченко и капитан Заруба. Погоны незнакомцы были спрятаны под застегнутой на груди плащ-палаткой, но фуражка свидетельствовала, что офицер из штаба корпуса, — на передовой даже лейтенанты ходят в пилотках, а в бою — в касках.

Из кузова «челябинца», въехавшего на понтонный мост, Андрей Стоколос, Терентий Живица, Максим Колотуха и Василий Волков молча смотрели, как рядом плыл, будто скала, паром с шестидесятитонной самоходкой — «зверобоем».

Андрею Стоколосу надоело тягостное молчание.

— Волков! А тебе не страшно в кузове тягача пойти под воду? Трактор не эсминец, не катер, не лодка, и можно буль-буль…

— Салага ты, Андрюха! — засмеялся Василий. — Вода — моя стихия. Вода не изменит Волкову, она моя подруга.

— Не изменит, говоришь? А как же ты в плен попал? — произнес тихо офицер.

— Это было на суше, а не на море, — грустно ответил Волков. — Море!.. Горизонт всегда манит глаз. Смотришь на тот горизонт и чувствуешь, что ты великан, а не какое-то там маленькое создание…

— Почему великан? — спросил Терентий Живица.

— На море видно, что земля круглая, поэтому на горизонте появляются и исчезают корабли. Представь, Терентий, всю землю разом и самого себя на ней. Ты видишь, что планета наша шарообразная. Где еще такое увидишь, как не на море?.. В пустыне солнце не даст тебе смотреть. Да и ветер глаза песком засыпает. Пустыня не море. Там же бархан за барханом. А море, да еще когда прибой, — это же музыка! Чайковский! — Волков повернулся к Стоколосу. — Помнишь, Андрей, как мы форсировали Днепр? Что? Подвела нас река? Нет. А это потому, что матрос Волков был рядом с вами! Поэтому и Днепр был словно шелковый, а вода его была послушной.

— Я вижу, ты такой же романтик моря, как тот герой из фильма «Танкер «Дербент», который подбивал клинышки к каждой красивой женщине, — вмешался в разговор старшина Колотуха. Сложив губы дудочкой, он прошептал: — «Мгу… Я р-романтик м-моря…» А потом раз — и поцелуй взасос.

— Вульгарный ты, старик, — не утерпел Андрей Стоколос. — Хотя и женат, имеешь сына… А вода, Василий, была нам послушной потому, что дед Роман стоял на пароме, а не только ты.

— Согласен, — кивнул Волков. — Я и дед. Славный дед! Таких еще поискать надо!

Дул холодный северо-западный ветер. Сек косой дождь. Андрей запрокинул голову: захотелось посмотреть на свои и Лесины звезды — Счастье, Любовь, Надежда, Юность… Ни зги не видно. Кажется, на востоке просветлело небо, и из разорванных туч пугливо выглянуло несколько звезд. Вдруг, будто сговорившись, закашляли Колотуха и Живица. Стоколос почувствовал запах дыма.

— Сачки-химики дорвались до дымовых шашек. Всюду темнота, а им взбрело в голову показать, что они не спят.

— Почему это они сачки, если не спят и делают свое дело? — возразил Терентий Живица.