Ледовый десант

Уже третий день громыхает битва на Букринском плацдарме. Войска 40-й и 27-й армий никак не могут ощутимо прорвать оборону немцев и продвинуться вперед. Но и фашисты, сосредоточив большие противотанковые средства на высотах, вблизи дорог и создав глубокоэшелонированную оборону, бессильны сбросить русских в Днепр, чего требовали от командующего 4-й танковой армией генерал-полковника Гота сам Гитлер и фельдмаршал Манштейн.

Николай Федорович Ватутин находился на наблюдательном пункте. Перед ним — панорама плацдарма. Немцы вели интенсивный огонь из дзотов, дотов, из десятков танков и самоходок, вкопанных в землю и расположенных на высотах, простреливая весь плацдарм до самого Днепра. Пехота наступала от крутого как лук, изогнутого берега вверх, на высоты, на которых располагались сотни огневых точек противника. Артиллеристы орудий среднего калибра, минометчики шли в боевых порядках пехотинцев, вынося на руках, выкатывая на прямую наводку свою технику под густым огнем врага с земли и воздуха. Взрывы бомб сливались с разрывами сотен мин и снарядов. «Тридцатьчетверки», «КВ» и пехотинцы, что шли вслед за танками, а порой и впереди танков, то и дело обволакивались дымом, сквозь который взвихривались сполохи огня. Вздрагивали, как во время землетрясения, овраги и пригорки. Гудело небо от натужного рева самолетов.

Генерал Ватутин был хмур. Его тактика в больших битвах — маневр и удар — не сработала. Не утешало и то, что не получилось и у Манштейна здесь, на букринском изгибе Днепра, как и прошлой зимой на Дону, а в июле под Белгородом, первым ударом и всеми силами осуществить свой «срез серпом».

«Танки не в своей стихии, — подумал Ватутин, следя в стереотрубу за боем. — На разных участках битвы этих танков по шесть — девять. Капля в море. Развернуться же большим силам негде».

Это было одной из причин неудач на Букринском плацдарме. Сокрушала оборону немцев и авиация. Десятки самолетов почти беспрерывно висели в воздухе, поддерживая атаку пехотинцев. Но и авиации не удавалось поставить точку над «i» в битве на земле. Последнее слово было за танками и пехотой. Однако завершающего удара на Букринском плацдарме пехота не могла нанести немцам без большой массы танков, которые вышли бы на рубеж Медведивка — Лазирцы — Грушивка. А с этого рубежа танкам уже можно было стартовать к Мироновке, Ржищеву, Василькову, Фастову и дальше на Киев.

Ватутин повернулся к своему адъютанту:

— Передай Москаленко, Рыбалко и Трофименко: наступлению отбой! — И совсем тихо добавил: — А то они, как и их солдаты, будут биться до конца… Я хочу побыть один.

— Есть, товарищ генерал! — козырнул адъютант.

Ватутин шел по траншее к своему бронетранспортеру. Его сопровождал ординарец, двадцатилетний Митя, всегда, словно тень Николая Федоровича, находившийся рядом.

Командующий будто не замечал офицеров и солдат с закопченными лицами, перебинтованными головами и руками, отвечал на их приветствия механически, иногда вскидывал руку к козырьку фуражки, иногда просто кивал.

Со стен траншеи сыпался песок — только что закончился налет вражеской авиации. Бревенчатые и глиняные стены в некоторых местах были красными от крови. Она запеклась, не успев впитаться в землю, в древесину.

У командования фронтом была надежда, что 3-я и 5-я воздушно-десантные бригады, которые посылались в тыл противника соседним Вторым Украинским фронтом, быстро перережут главные коммуникации противника, развернут боевые действия и тем самым будут способствовать продвижению войск 27-й и 40-й армий вглубь Правобережья.

К сожалению, десантная операция, начатая соседним фронтом, не принесла желаемых результатов.

Ватутину вспомнились молодые годы. Когда он был курсантом в Полтавской войсковой школе, к ним не раз приезжал Михаил Васильевич Фрунзе. Напутствовал он курсантов и во время отправки на Крымский фронт. А потом приезжал во время боев с кулацкими бандами. Под Решетиловкой Фрунзе был ранен.

Запомнился день 1 октября 1922 года, когда Михаил Васильевич приветствовал выпускников. Ватутин закончил Полтавскую войсковую школу с отличием. В тот день он получил первую должность — его назначили командиром взвода 76-го полка 23-й стрелковой дивизии, штаб которой дислоцировался в Купянске, недалеко от родного Валуйского района Воронежской области. «Я оправдаю доверие Коммунистической партии быть командиром в родной Красной Армии!» — сказал Ватутин в ответ на пожатие руки Фрунзе. «Я верю! — Фрунзе улыбнулся, добавил: — Верю и как командиру и как коммунисту…»

Николай Федорович миновал полосу траншей и вышел на открытую местность. Вдали виднелся левый берег Днепра. Над лесом висели лохматые облака, среди них местами проглядывала голубизна неба. Дул, тоскливо завывал сильный, порывистый ветер, будто оплакивал погибших на этих холмах солдат-героев Днепра.

«Нет, надо менять главное направление наступления на Киев! Надо брать город с севера! С Лютежского плацдарма! — твердо решил Ватутин. И у него сразу полегчало на сердце. Он иронично усмехнулся: — Век воюй, век учись!..»