Ледовый десант

Свою личную линию в войне Перелетный определил еще летом сорок первого года, после первых поражений Красной Армии. Что ж, он ошибся в этой «политике». Вышло не так, как думал. Но кто не ошибается в жизни? Однако эта ошибка пока что в его пользу. Он жив, не знает горя, мытарств, когда уже умерли миллионы, а три четвертых его ровесников, если не больше, погибли.

В его воображении всплыла золотоволосая Таня, первая любовь Андрея Стоколоса, красивая, недоступная. Таня чем-то напоминала ему спелую сливу с сизым пушком, к которому ничьи пальцы не прикасались. Такой Таня привиделась и в тот день, когда Вассерман заставил его дежурить возле раненой: не скажет ли девушка в бреду что-нибудь про казацкую саблю. Не сказала. Слива в сизом пушку разбудила его воображение, и он добился своего, чего не удалось бы ему никогда, если бы не было этой войны, если бы Таню не ранил штурмбанфюрер Вассерман. Пусть во всем этом есть что-то животное.

Ну и что? Зато Таня не досталась никому из тех сопляков-десятиклассников — ни Гнату Тернистому, ни Павлу Оберемку, ни Андрею Стоколосу.

Они еще в школе строили из себя героев! Где они теперь?.. Павло, наверно, погиб на дне Балтийского моря в своей подводной лодке. Гнат, конечно, сгорел в танке. Третий… Андрей Стоколос… Разве что генерал Шаблий пригрел его в своем штабе на радиослужбе. А может, и его уже нет в живых.

— А я живу! Ха-ха! — засмеялся злорадно Перелетный, прислонившись лбом к оконному стеклу вагона.

6

Победное наступление Красной Армии испортило настроение атаману Тарасу. Радужные думы и замыслы создать если уж не самостийную Украину, то хотя бы независимый Полесский край и быть первым министром и главнокомандующим, растаяли еще в июле — августе сорок третьего. Именно тогда он был уже готов согласиться с советскими партизанами на нейтралитет. Черчилль, Рузвельт и Сталин договорились об открытии второго фронта.

Нейтралитет означал бы избежать открытого боя, выиграть время. Не может же долго английский и американский империализм находиться в одной упряжке с большевистской Красной Армией. Нейтралитет между «Полесской сечью» и партизанами был бы желателен именно летом сорок третьего — сохранилось бы войско, укрепилось бы командными кадрами, военными специалистами. Пусть себе воюет Красная Армия с Гитлером. А он продолжал бы вести свою политику, дескать, он тоже против немцев на Украине. Пусть знают об этом и в Лондоне, и в Вашингтоне. Это не сорок первый год, Красная Армия уже на Днепре и даже на Правобережной Украине.

Однако вмешался московский депутат от Волыни, секретарь подпольного обкома партии Василий Андреевич и поломал своей пропагандой и властными указаниями затею переговоров о нейтралитете…

Да разве два года назад он, атаман Тарас, мог подумать, что немцы не победят? Наоборот, верил, что война закончится к осени. К тому времени будут взяты не только Киев, Москва, Ленинград, но и Баку и стрелы немецких ударов будут направлены на Индию. Что значил в таком порыве вперед немецких армий какой то там секретарь обкома, мотавшийся по районам, чтобы эвакуировать оборудование, которое, дескать, пригодится на Востоке? Смех, и только!..

Атаман Тарас вспомнил не такие уж и далекие события. Он приземлился на парашюте в родном селе. Разыскал школьного учителя, «одолжил» у него велосипед и смело поехал по улицам. Не каждый встречный сразу узнавал его — недавнего владельца Карпиловских каменных карьеров. Он отпустил рыжую бородку, его высокая фигура стала еще стройней.

Вдруг увидел знакомого монтера и остановился.

— Будь здоров, Мартынчук! Куда так торопишься? Не узнаешь?

— Тороплюсь. На станции грузят вагоны, которые пойдут на Киев. Там секретарь обкома партии. Попросил поколдовать над электропроводкой.

— Вон как! — прикусил губу Тарас. — Полтора года, как пришла сюда Красная Армия, а ты уже стал с головы до ног советским. Но ничего… Пройдет. Ты… Ты меня действительно не узнаешь?

— Ей-богу, не узнаю, — развел руками и прищурил глаза Мартынчук.

— Вот тебе и раз. Да я же владелец Карпиловских карьеров. Ты же у меня дома электричество проводил.

— А-а! Пан Тарас! Борода у вас как у апостола. Да вы ведь как в воду канули, когда сюда пришла Советская власть. Теперь узнал. Вы тогда со мной за работу не рассчитались.

— Я нарочно не хотел платить польскими злотыми. Теперь заплачу украинскими, нашими деньгами. Сам знаешь: с Польшей покончили немцы. Покончат они и с большевиками. А мы, а наша Украина будем жить. У нас и правительство свое будет. Я, может, стану в нем самым первым министром.

— Шутите, пан, — усмехнулся Мартынчук.

— Никаких шуток.

— Всюду стреляют. Вы не боитесь на велосипеде разъезжать?