Потом был сделан опыт, на сколько возможно накренить судно, и с этой целью были наполнены все левые отделения №№ 24, 26, 34, 36, 44, 54, 56, 64, 66, 74, 76. Фор– и ахтерштевни имели при этом углубление 22 фута, правый борт сидел в воде 3 фута, левый 28 фут., крен был 37°, и модель, выведенная из состояния покоя, делала в этом положении 6,8 полуколебаний в минуту, что показывает достаточную долю остойчивости. После этого мы предположили, что, в дополнение к предыдущим мерам, два правых и два средних котла были освобождены от воды, правые шлюпки были спущены, левые краны повернуты налево, и на них повешены тяжести, соответствующие их крепости. Также предположили, что на вершину мачты повешена тяжесть в 2 тонны и что некоторые запасные вещи перенесены с правой стороны на левую. В этом положении фор– и ахтерштевни сидели в воде 17 1/2 футов, правый борт и дно оголились настолько, что осталось лишь 10 футов дна в воде, а диаметральная плоскость на верхней палубе отстояла от воды на 15 1/2 фут. Модель имела 20 качаний в минуту, что показывает, насколько уменьшилась остойчивость, но вместе с тем свидетельствует, что остойчивость была еще достаточна.
После этого опыта всю воду вылили и погрузкой дополнительных тяжестей привели модель к осадке в 25 фут. Затем были наполнены: заднее кочегарное отделение, отделение двух боковых машин и отделение задней кормовой машины. Модель показала, что при столь тяжелых условиях, т. е. наполнении трех главных кормовых отсеков, корма остается достаточно высоко над уровнем моря. Проделав все эти опыты, я остался совершенно доволен способом подразделения непроницаемыми переборками ледокола «Ермак».
По окончании кампании Практической эскадры. 12 (24) сентября я отправился в Ньюкестль, куда и приехал 15 сентября. Работа на ледоколе кипела, но он еще не был спущен. По разным причинам работа опоздала, но надо сказать правду, что она шла чрезвычайно скоро. Постройка такого большого судна в годичный срок требует огромного искусства.
28 сентября (10 октября) я возвратился в Петербург, чтобы окончить дела по эскадре, так что спуск ледокола 17 (29) октября состоялся без меня. По обыкновению, в Англии в момент спуска о форштевень разбивается бутылка шампанского, причем называют имя корабля. Этот обряд крещения, по просьбе завода, сделала супруга командира, Мария Николаевна Васильева. Спуск прошел совершенно благополучно, и небывалый корабль приветствовала многотысячная толпа, пришедшая посмотреть, как сойдет на воду судно, которое неизбежно вызовет очень много толков в обществе и прессе.
6 (18) декабря я опять уехал в Англию на постройку ледокола. Машины и котлы в это время были уже все поставлены, и 19 декабря, в моем присутствии, произведена была контрольная проба переборок наполнением котельного отделения водою до верхней палубы. Как было установлено по контракту, каждое отделение еще на эллинге было опробовано посредством наполнения. Я удивился, когда завод заявил мне, что будет наполнять водою отделения на эллинге, ибо в некоторых отделениях вмещается более 1 1/2 тысячи тонн воды; тем не менее проба на эллинге не вызвала никаких неудобств, и все переборки оказались вполне прочными и непроницаемыми.
Спуск ледокола «Ермак»
Произведенная 18 декабря проба была контрольная, чтобы убедиться в крепости и непроницаемости переборок после того, как поставлены котлы и машины на место. Ко времени пробы котлы, разумеется, оставались необделанными жарозадерживающей мастикой и в них не были установлены кирпичные огнераздельные переборки; все остальное, как то: паровые трубы, непроницаемые двери и проч., было на своих местах. Переборки выдержали пробу самым лучшим образом. Как накачивание воды в отделения до верхней палубы, так и выкачивание производилось судовой спасательной помпой, а вся операция заняла лишь 2 часа времени.
В тот же день, 19 (31) декабря, я выехал обратно в Петербург, куда и прибыл 22 декабря. В Петербурге предстояли большие хлопоты по организации всего дела управления ледоколом, описание которых я для краткости выпускаю, ибо дело это не имеет прямого отношения ни к Ледовитому океану, ни к ледоколу.
28 декабря (9 января) я опять отправился в Лондон, куда прибыл 31 декабря. День проработал в Лондоне и новый год встретил с командиром «Ермака» Михаилом Петровичем Васильевым в поезде. Работы на «Ермаке» в это время шли самые усиленные; повсюду было столько рабочих, что едва можно было двигаться по судну, и, приходя с утра на работу, я целый, день был занят тем, что решал различные возникавшие вопросы. Их было без счету, причем иногда приходилось обсуждать решение с главным строителем, иногда с мастерами, а иногда и с мастеровыми. Ледокол построили в 13 месяцев, и я полагаю, что фактически невозможно было ни на сутки ускорить работу, ибо людей стояло столько, сколько вмещало место. Несмотря на спешность решений, ни разу не приходилось перерешать вопрос. Дело шло очень хорошо, и в этом нельзя не отдать должной справедливости английским мастерам и указателям.