Ледокол

Вопрос: а что делал на границе сам товарищ Севастьянов? Если он был обеспокоен возможностью германского вторжения, то надо было поднимать тревогу и настаивать на том, чтобы саперы натянули пять-шесть рядов колючей проволоки вдоль границы. И чтоб неповадно никому было через ту проволоку лазить, понаставить мин-ловушек, да погуще. Позади проволочных заграждений настоящее минное поле устроить, километра три глубиной, а за минными полями рвы противотанковые вырыть да фугасами огнеметными их прикрыть, за ними еще рядов двадцать-тридцать колючей проволоки натянуть, да на металлических кольях. А еще лучше не колья использовать, а рельсы стальные, и не просто так, а в бетон их, в бетон! А уж позади – еще одно минное поле. Ложное. За ним – настоящее. И еще один ров противотанковый выкопать. Позади всего этого устроить лесные завалы…

Если Красная Армия готовилась к обороне, то ее командирам и политработникам вовсе незачем германских пограничников в упор рассматривать. Им нужно изучать не чужую территорию, а свою. У границ можно держать небольшие подвижные отряды, которые в случае нападения могут легко через секретные проходы уйти за полосу заграждений, минируя за собой пути отхода. Примерно в таком духе готовилась к обороне Финляндия, и у финских генералов не было необходимости стоять на пограничной черте и рассматривать чужую территорию.

Но Красная Армия заграждений на границах не строила, советские генералы, как и их германские коллеги, неделями и месяцами отирались на самом переднем краешке своей территории в нескольких шагах от государственной границы.

Полковник Д. И. Кочетков вспоминает, что командир 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса 4-й армии Западного фронта генерал-майор танковых войск В. П. Пуганов выбрал такое место для штаба дивизии в Бресте и такой кабинет в этом штабе, что «мы сидели с полковым комиссаром А. А. Илларионовым в кабинете комдива и из окна смотрели в бинокль на немецких солдат на противоположном берегу Западного Буга» (Кочетков Д. И. С закрытыми люками. М.: Воениздат, 1962. С. 8).

Давайте возмутимся: что за ребячество! Начнись война, в окно командира танковой дивизии можно запросто стрелять с другого берега из автомата или, лучше того, из пушки шарахнуть. По штабу дивизии можно стрелять из чего угодно: из пулеметов, из минометов, можно держать штаб под снайперским огнем, а из пушек по нему можно стрелять прямой наводкой даже без пристрелки – не промахнешься.

Но не будем возмущаться. Действительно, с точки зрения подготовки к обороне такое расположение штаба танковой дивизии выбрано, мягко говоря, не очень удачно. Но ведь не для обороны же сосредоточена танковая дивизия в Бресте «в непосредственной близости от границы»! (Советские танковые войска. 1941–1945. М.: Воениздат, 1973. С. 27.) Если же смотреть на ситуацию с точки зрения подготовки к наступлению, то все сделано правильно. Германская танковая группа Гудериана на той стороне тоже прямо к берегу придвинута. И сам Гудериан на противоположном берегу делал то же самое – из своего окошка в бинокль рассматривал советский берег.

Иногда Гудериан, маскируясь, появлялся с биноклем у самой воды. А перед началом операции «Барбаросса» уже и маскироваться перестал: стоял в генеральской форме со своими офицерами и смотрел в бинокль точно так же, как и его советские противники.

Давайте не будем считать советских генералов идиотами – мы же не усматриваем ничего идиотского в аналогичных действиях германских генералов. Это просто обычная подготовка к наступлению. Так делалось всегда и во всех армиях, включая советскую и германскую. Разница состояла только в том, что Советский Союз готовил операцию несравнимо большего размаха, чем германская операция «Барбаросса», поэтому советские командиры начали рекогносцировочные работы гораздо раньше, чем германские, но намеревались их завершить в июле 1941 года. Так, полковник Баграмян (впоследствии Маршал Советского Союза), изучавший горные перевалы в Карпатах, одновременно «тщательно отрекогносцировал значительный участок границы» (ВИЖ. 1976. № 1), и было это еще в сентябре 1940 года.

3