Ледокол

Длительное пребывание призванных резервистов под знаменами без перспектив войны может сказаться отрицательно на их моральном состоянии: вместо повышения боевой готовности последует ее понижение… Одним словом, как бы ни хотело командование, а тем более дипломатия, но с объявлением мобилизации по чисто военным причинам пушки могут начать стрелять сами.

Таким образом, нужно считать сомнительным предположение о возможности в современных условиях войны длительного пребывания мобилизованных армий в состоянии военного покоя без перехода к активным действиям (Шапошников Б. М. Мозг армии. В трех томах. М.: Военный вестник, 1927. Т. 3).

Советские военные теоретики и практики совершенно справедливо считали, что «мобилизация, сосредоточение, оперативное развертывание и ведение первых операций составляет единый неразрывный процесс» (ВИЖ. 1986. № 1. С. 15). Начав мобилизацию, а тем более сосредоточение и оперативное развертывание войск, советское командование уже не могло остановить или даже затормозить этот процесс. Это чем-то похоже на дуэль в традициях американского Дикого Запада: резко бросаешь руку вниз, расстегиваешь кобуру, выхватываешь револьвер, наводишь его на противника, одновременно взводя курок, стреляешь. Остановиться невозможно, малейшее промедление означает смерть, ибо как только твоя рука коснулась кобуры, противник так же стремительно (а то и быстрее) начинает выполнять ту же последовательность действий.

Советские историки, отвечая на вопрос о том, кто же начал советско-германскую войну 1941 года, называют виновником войны того, кто первым выстрелил. А почему бы не использовать другой критерий? Мне представляется, что в развязывании войны виноват тот, кто первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание своих войск – то есть тот, кто первым схватился за револьвер.

4

Защитники традиционной версии причин нападения Германии на СССР 22 июня 1941 года хватаются за любую соломинку, чтобы спасти созданный ими миф. Они говорят: маршал Шапошников понимал, что выдвижение войск к границам – это война. Но в 1941 году начальником Генерального штаба был уже не Шапошников, а Жуков. Может быть, он выдвигал войска, не понимая, что это война?

Нет, братцы, Жуков все понимал, и гораздо лучше нас.

Чтобы уяснить всю решительность действий советского высшего командования, мы должны вернуться в 1932 год в 4-ю кавалерийскую дивизию, лучшую не только во всей Красной кавалерии, но и во всей Красной Армии вообще. До 1931 года 4-я кавалерийская дивизия находилась в Ленинградском военном округе и располагалась в местах, где раньше стояла императорская конная гвардия. Каждый может сам представить условия, в которых жила и готовилась к боям эта дивизия. Меньше чем великолепными условия ее расквартирования назвать нельзя.

Но вот в 1932 году дивизию по чрезвычайным оперативным соображениям перебросили на неподготовленную базу. Маршал Советского Союза Жуков рассказывает об этом так:

В течение полутора лет дивизия была вынуждена сама строить казармы, конюшни, штабы, жилые дома, склады и всю учебную базу. В результате блестяще подготовленная дивизия превратилась в плохую рабочую воинскую часть. Недостаток строительных материалов, дождливая погода и другие неблагоприятные условия не позволили вовремя подготовиться к зиме, что крайне тяжело отразилось на общем состоянии дивизии и ее боевой готовности. Упала дисциплина… (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1969. С. 118.)

Весной 1933 года лучшая дивизия Красной Армии находилась «в состоянии крайнего упадка» и «являлась небоеспособной». Командира дивизии определили в качестве главного виновника со всеми вытекающими для него последствиями, а для дивизии подыскали нового командира.