Если практически ничего не меняется, зачем Сталину понадобился этот титул?
Где же сталинская логика?
Германский посол в Москве фон дер Шуленбург докладывал своему правительству:
Я не знаю ни одной проблемы, которая относилась бы к внутренней ситуации в Советском Союзе и была столь серьезной, чтобы вызвать такой шаг со стороны Сталина. Я с большей уверенностью мог бы утверждать, что если Сталин решил занять высший государственный пост, то причины этому следует искать во внешней политике (Доклад посла Германии в СССР в министерство иностранных дел Германии № 259 от 12 мая 1941 г. Советско-нацистские отношения. 1939–1941. Документы. Сост. Ю. Фельштинский. Париж – Нью-Йорк: Третья волна, 1983. С. 324).
Советские маршалы говорят другими словами, но то же самое: назначение Сталина связано с внешнеполитическими задачами (Маршал Советского Союза Баграмян И. X. Так начиналась война. М.: Воениздат, 1971. С. 62). Но и без этого понятно, что внутренние проблемы Сталину куда удобнее было решать, не перегружая себя ответственностью. Какие же внешние проблемы могли заставить его пойти на такой шаг?
В мае 1941 года многие государства Европы были сокрушены Германией. Проблемы в отношениях с Францией, например, просто не могли существовать. Сохранившая независимость Великобритания протягивала Сталину руку дружбы, пример тому – письмо Чёрчилля Сталину от 1 июля 1940 года. Рузвельт относился к Сталину более чем дружески: предупреждал об опасностях, а американские технологии уже рекой лились в СССР.
Вероятных противников было только два. Но Япония, получив на Халхин-Голе в августе 1939 года представление о советской военной мощи, подписала с Советским Союзом соглашение о прекращении военных действий и устремила свои взоры в направлении, противоположном советским границам.
Итак, только Германия могла быть причиной, заставившей Сталина предпринять этот, на первый взгляд, непонятный шаг.
Что же мог предпринять Сталин в отношении Германии, используя свой новый официальный титул главы государства? По большому счету, у Сталина было только три возможности:
1. установить с Германией прочный и нерушимый мир;
2. официально возглавить Советский Союз в оборонительной войне с целью отражения германской агрессии;
3. официально возглавить внезапное нападение Советского Союза на Германию.
Первый вариант отпадает сразу: мир с Германией к тому моменту уже был подписан рукой Молотова. Заняв место Молотова на посту главы правительства, Сталин не предпринял решительно никаких шагов, чтобы встретиться с Гитлером и начать с ним переговоры. Сталин по-прежнему использовал Молотова для мирных переговоров. Известно, что даже 21 июня 1941 года Молотов пытался встретиться с германскими руководителями, а вот Сталин таких попыток не делал. Значит, Сталин занял высший государственный пост не для того, чтобы вести мирные переговоры.
Советская пропаганда напирает на второй вариант: якобы предвидя нападение Германии, Сталин решил лично и официально возглавить оборону страны. Но и это объяснение не проходит: нападение Германии было для Сталина внезапным и явно неожиданным, и это признают все советские историки. Получается, что Сталин принял решение возглавить государство, предвидя события, которых он не ожидал.
Давайте вспомним, как вел себя Сталин в первые дни войны. 22 июня 1941 года глава правительства был обязан обратиться к народу и объявить страшную новость. Но Сталин уклонился от выполнения своих прямых обязанностей, и 22 июня к народу обратился заместитель Сталина Молотов. Зачем же Сталину надо было садиться в кресло Молотова в мае, если в июне он прятался за спиной Молотова?
Вечером 22 июня 1941 года советское командование направило войскам директиву. Слово маршалу Жукову:
Генерал Н. Ф. Ватутин сказал, что И. В. Сталин одобрил проект директивы № 3 и приказал поставить мою подпись…
– Хорошо, – сказал я, – ставьте мою подпись (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1969. С. 251).