Ледник

Однажды он, по обыкновению, сидел и разбивал камни, почти одурев от запаха гари, который начал действовать на него одурманивающе, – его так и клонило ко сну, хотелось спать, спать без просыпу… Вдруг под руки ему попался камень, который сразу дал крупные искры. Дренг ударил по нему еще, посильнее, и из камня так и брызнул огонь голубыми искрами, целые снопы искр, которые, прежде чем погаснуть, извивались некоторое время в воздухе огненными змеями. Огонь! Огонь!

Дренга как будто обдало жаром, его охватила смертельная усталость, и пришлось ему с минуту посидеть не шевелясь. Руки бессильно повисли, он не смел повторить удар и, умоляюще поводя глазом вокруг, остановил его на солнце, которое тускло блестело вдали, словно жмурясь от холода, потом окинул взглядом весь засыпанный снегом остров и белый, пустынный Ледник. Никогда еще Дренг не видел всего своего мира так ясно, как сейчас; теперь он впервые осознал этот мир – какой он есть. И глубоко вздохнул.

Затем Дренг опять ударил по камню и увидел, как посыпались на снег крупные, словно живые, искры; они падали и потухали, оставляя в снегу маленькие углубления с черной угольной точкой на дне. Дренг раза два всхлипнул; слабость овладела его сердцем при этом переходе от полной безнадежности к счастью, в которое он все еще не смел поверить. Но оно было в действительности. И Дренг встал, сосредоточенный, охваченный важностью минуты, и, едва переводя дух, быстро сложил костер. Он еще с тех пор, как хранил огонь в первобытных лесах, знал, что для этого требуется: трут, чтобы поймать искру и дать ей разгореться в огонь, и топливо, чтобы поддержать огонь. Через несколько минут костер горел ярким пламенем.

Сначала Дренг дал искре упасть на сухую губку трута, которая тотчас же начала тлеть в том месте; образовалось огненное пятнышко, которое все расползалось, чернея в середине и пламенея по краям; тогда он стал осторожно раздувать этот трутовый уголек; тот потускнел, и послышалось шипение. Дренг быстро насыпал на трут стружек и перестал дуть; в ту же минуту показался язычок пламени, маленький голубовато-желтый пух с горячим дыханием, помедлил немножко, то вытягиваясь, то сжимаясь, спрятался и вновь высунулся вместе с дымом, когда Дренг опять принялся дуть. Дул он изо всех сил, и, когда перестал, пламя с жадным треском охватило стружки, и они разом загорелись! Дренг Зажег от них ветвь. Вот он – огонь! Дренг держал его в руках и никому не был обязан его появлением; огонь был достоянием Дренга – огонь, огонь!

Моа услыхала чьи-то крики около жилища, чудовищно-радостный рев и пение; потом земля загудела у нее над головой под чьими-то пляшущими стопами, словно там прыгал медведь, то дыбом, то на четвереньках. Да неужто это голос мужа? У нее помрачилась душа, и она выползла наверх в полной уверенности, что пришел конец и Дренгу, и им всем. Она нашла его на крыше жилища, на которой он отплясывал, размахивая горящей веткой. Увидев огонь, Моа радостно осклабилась и застыла на месте, повернув носки внутрь, хохотала и жмурилась, словно ослепленная. Она поняла, что случилось. Ну да – ее супругу и божеству угодно было создать огонь! Это даже не особенно удивило ее. Чего он не мог? А как хорошо-то. Моа щурилась на огонь, мигала и смеялась. А Дренг так и бесновался, так и ревел от радости: Моа, Моа! Дети тоже выползли наверх, зачихали на морозе, а увидев огонь, вытянули шеи и стали придвигаться поближе, насторожившись.

Какой день выдался! Сплошной день, без начала и без конца. Огонь был торжественно освящен жертвоприношением – вяленым мясом и старым салом; первая жертва задымилась на морозном воздухе. Дивный оживляющий чад! Как он радовал семью, разжигая аппетит, суля изобилие и забвение – с набитыми желудками и ртами!

Огонь набрался сил и свирепо обвивал топливо всеми своими пожирающими языками, прикрывал добычу всем своим призрачным диким телом, которое вытягивалось, высоко взметывалось на воздух, расщеплялось на отдельные языки, пряталось и снова высовывалось. Топливо шипело и трещало, огненные языки свирепо дышали, вздувались, гудели и изрыгали дым, который поднимался высоко вверх и свивался в облако.