Ледник

И этой цели Дренг не раз достигал в то лето, когда случай сталкивал его то с тем, то с другим человеком, отваживавшимся забрести чересчур далеко к северу в пустынные места. Такие случаи давали ему возможность утолить свою тоску по людям. Иногда дело кончалось полным удовлетворением, но иногда и разочарованием, в зависимости от того, было ли это молодое существо с вкусной кровью или какой-нибудь старый, жилистый первобытный человек, которого и зубы не брали. У Дренга надолго сохранилась в памяти одна такая не совсем приятная встреча, плохо отозвавшаяся на его пищеварении: попался старый высохший лесной человек, которого он застиг врасплох у ручья во время ловли раков; Дренг накинулся на него и сразу принялся пожирать, даже не поглядев на него хорошенько. Уф! Он таки надолго набил себе оскомину, и у него чуть было навсегда не пропала охота питаться плотью и кровью себе подобных. Вообще, его влечение к людям порядком улеглось после того, как он перепробовал их с десяток. Да под конец люди и вовсе перестали заходить к северу от своих лесов; не выходили ни толпами, ни в одиночку: пошли слухи о появлении на пустынных высотах злого тролля, полумедведя-получеловека, который раздирал и пожирал всех, кто приближался к его владениям. И Дренг снова повернул на север, к своему холодному царству.

Но посидев несколько недель на одном зверином мясе, он опять стал мечтать о молоденьком, сочном, кровянистом собрате. Отведать бы этого лакомства еще хоть разочек! И эта мечта мешала ему вернуться в свое одиночество; он неохотно подвигался вперед, то и дело сворачивая в стороны, исследуя местность.

Во время одной из таких вылазок, предпринятой в надежде, которую он, уверенный в том, что его ждет разочарование, пытался даже скрыть от себя самого, он и напал на чудо.

Это был человек; наконец-то опять существо с поднятыми от земли передними лапами! Дренг увидел свою добычу, во весь опор бежавшую по равнине к одной из пещер; когда же он перерезал ей путь, она опрометью бросилась бежать по долине, перескочила через ручей и скрылась за холмом. Дренг пустился за нею, и охота началась. Продолжалась она ровно трое суток и окончилась далеко-далеко в местности, совершенно незнакомой Дренгу, что немало содействовало тому, что охота эта превратилась в великое событие в жизни Дренга. Дичь, бежавшая от него быстрее и неутомимее любого оленя, завела его туда, где земля кончалась и начиналась вода – огромное озеро, уходившее в необозримую даль. Это было море. Когда человек ударился в бегство, Дренга сразу поразило, что тот не искал спасения ни в лесу, ни в горах, а кинулся напрямик через болота и степи, простиравшиеся к западу. Разве там тоже жили люди или у этого человека вовсе не было родного племени, где бы он мог найти убежище?

Еще больше удивило Дренга то, что человек, по-видимому, был чем-то прикрыт, но не шкурами, как он сам, а чем-то другим, что развевалось за ним на бегу. Будь это нечто вроде одежды – оно было бы весьма кстати, так как время года стояло уже холодное, град и пронизывающие ветры давно давали о себе знать. Но Дренг не знал, кроме себя, ни одного человека, который умел бы кутаться от холода. Кроме того, он заметил, что бегущий как будто и не намеревался защищаться или прибегать к хитрости, а просто бежал и бежал, видя в бегстве единственное спасение, – как это бывало с дичью. И для Дренга, значит, все дело сводилось к тому, чтобы или догнать, или загнать дичь.

Дренгу, однако, приходилось напрягать все силы, чтобы поспевать по следу, и за первые часы гонки расстояние между дичью и преследователем все увеличивалось. Но вскоре Дренг начал наверстывать расстояние почти незаметно, но достаточно для того, чтобы стоило продолжать охоту. Ночью Дренг отдохнул несколько часов, поел и поспал, а на следующий день должен был до полудня бежать по следам, пока снова не увидел свою дичь.

Следующей ночью преследуемый человек попытался пустить в ход жалкие уловки: перешел через воду, вернулся назад и спрятался в каменистом поле; но Дренг снова выследил его, поднял и погнал, преследуя по пятам. Они успели пробежать уже много-много миль и очутились теперь в совершенно незнакомой Дренгу местности.

Целые табуны диких лошадей срывались с места, вскачь описывали круги, останавливались и смотрели на Дренга, проносившегося мимо них забористой рысью. Дренг на бегу скрежетал зубами не с самым кротким видом. Вообще, эта погоня мало отличалась от его ежедневной охоты – разве только тем, что дичь на этот раз была благороднее и желаннее, чем обычно.