Лондон Насте не понравился сразу. Он показался ей чопорным и неприветливым, как экономки из старых иностранных фильмов. Даже скудная улыбка весеннего солнца, которая мелькнула к полудню и вскоре пропала, не умаляла хмурости города. Настя втягивала голову в высокий воротник куртки-пуховика, прятала ладошки в карманах и все никак не могла согреться, потому что холодно ей было не от климата, а от страха перед неизвестным, перед этим чужим местом, в котором все было неправильно, шиворот-навыворот, начиная с движения машин по другой, не той, как в Москве, стороне и заканчивая местной модой. Такого разнообразия стилей в одежде она еще нигде не видела, но это не вызывало любопытства, наоборот, пугало и настораживало: ну что можно ожидать от тетеньки с фиолетовыми волосами, выбритым виском и толстым, как у бычка, кольцом в носу? Настя на секундочку представила себе, что такая тетенька пришла бы на урок в ее московскую школу, и прыснула в кулачок: тетеньку тут же вызвал бы к себе на ковер директор и заставил снять кольцо и вернуть волосам приличный вид. Эта картина, а также мысли о том, останется ли в носу женщины огромная дырка, если кольцо снять, немного отвлекли. Анастасия замешкалась, и тут же раздался недовольный оклик матери:
— Ну что ты ползешь, как сонная муха?! Никуда не успеем! Не отвлекайся!
Настя встрепенулась, а мама уже цепко схватила ее за руку холодными пальцами и потащила за собой, рассекая толпу, словно ледокол, к огромному зданию — торговому центру.
Они уже находились в Лондоне три дня, и весь этот период растянулся для Насти в бесконечный вязкий сон, туманный, как и сам город. Девочке все казалось, что она вот-вот проснется, и все в ее жизни встанет на прежние места: завтрак на кухне в то время, пока бабушка молится у себя в комнате, плиссированная юбка и колготки в рубчик, знакомая дорога до школы, высокое крыльцо со сбитыми ступенями и двор, по которому она ходит на переменках во время хорошей погоды в обнимку с подружкой Анечкой. Даже задире Вовке она была бы рада. Пусть он вытащит ее из этого бесконечного кошмара своим ликующим окликом: «Рыжа-а-я!» Пусть даже толкнет или больно дернет за косу — пусть! Лишь бы она проснулась.