Я бегом преодолела последний проем лестницы, ворвалась в первую же комнату, держа наготове оберег. Но применять его было не на ком – комната оказалась пуста. Стены окрашены в сочный ярко-оранжевый цвет, из-за чего казалось, что какой-то чудак с сомнительным чувством юмора поместил меня в нутро апельсина. На невысоком столике стояли пустые кружки и тарелки, аккуратно разложены вилки и ножи. По коже пробежал холодок: я вдруг отчетливо поняла – это мое место. Место, в которое направила меня она, кукла.
Я развернулась, чтобы выбежать вон, но собственное тело вдруг показалось мне чужим. Комната словно заполнилась вязким клеем, и каждый шаг давался невероятно тяжело. Руки деревенели, немело лицо. Я призвала на помощь все свои силы, чтобы не застыть посреди комнаты, уподобившись мухе в янтаре.
Там, внизу, были люди. Я просто не могла их подвести.
Я до боли сжимала оберег в ладони, и ни на мгновение не прекращала попытки сдвинуться с места. Очень медленно, но упорно продвигалась вперед. В конце концов я достигла порога, тем самым нарушив все планы марионетки.
Дом снова взбесился, по дрожащим стенам пробежал гул, похожий на вопль отчаяния. А потом все погрузилось в небытие. Я вновь оказалась в серой пустоте, оторванной от реального мира. И на этот раз я была в ней не одна.
Распахнутые глаза с неестественно длинными ресницами смотрели на меня с нескрываемой ненавистью.
– Неправильная кукла! – вскричала марионетка.
Ее руки и ноги по-прежнему были прицеплены на нити, тянущиеся куда-то высоко и теряющиеся в серой дали, заменяющей небо. Кукла дергалась так, что от ее резких движений болели глаза. И каждое движение сопровождалось мукой в огромных зеленых глазах, и струйкой крови там, где толстые нити пронзали белую плоть.
Сумев сбежать от кукловода и создать собственный кукольный театр, она все же не могла избавиться от пут.
– Неправильная кукла, – упрямо твердила марионетка. – Ты должна играть. Как все!
Ее лицо исказила гримаса боли, из незаживающих ран побежала кровь. А я вдруг представила, каково было ей однажды очнуться и понять, что она – лишь кукла, которую беспрестанно дергают за нити на потеху публике. Каково было чувствовать эти нити в своем теле, чувствовать вечную, непрекращающуюся боль, от которой нет спасения. Видеть чужие равнодушные взгляды, которым нет дела до мучений какой-то куклы.
Кто бы не захотел мстить после такого? Я бы точно захотела.
Моя рука легла на висящие на поясе ножны, уверенным жестом вынула хрустальный клинок. Глаза марионетки испуганно расширились, она отшатнулась назад. Но где бы она сейчас ни находилась, вырваться оттуда не могла.
Зеленые глаза неотрывно следили за зажатым в моей руке клинком, который с каждым моим шагом становился все ближе. Марионетка поняла свою ошибку, но почему-то не могла ее исправить, отослав меня обратно в дом, где у меня против нее не было бы ни единого шанса.
Не могла или не хотела. Я видела в ее взгляде смирение. Даже… облегчение. Она устала от боли и сжигавшей ее изнутри ненависти.
Я приблизилась к кукле – здесь, в безликой серости, мы оказались одного роста. Размахнувшись, с силой опустила кинжал. Снова и снова.
Вопреки моим ожиданиям, даже клинок из сердца Истинного Дара не смог перерубить зачарованные нити. Но как только лезвие коснулось прицепленных к ногам куклы нитей, они стали хрупкими и рассыпались в пыль. Лишенная поддержки, марионетка упала на колени. Подняла глаза, в которых отражались растерянность и безграничная благодарность.
Путы, сдерживающие ее руки, рассыпались. Марионетка была свободна.
Закрыв лицо руками, она расплакалась от облегчения. Прошептала:
– Спасибо.
Окружающая меня серость рассеялась. Я оказалась все в той же безумной пародии на кукольный театр. Его стены, задрожав, сложились, как карточный домик. Я не удержалась и провела по ним рукой. Действительно, картон. Оказавшись на земле, стены превратились в пыль. Когда она улеглась, я обнаружила себя стоящей посреди поляны рядом с бывшими пленниками кукольного дома. Живыми, подвижными. Растерянно переглядываясь, они постепенно разбредались – каждый в свою сторону. Ушла и я.
Пройдя всего несколько шагов по уже знакомой широкой дороге, я остановилась. На земле сидел прелестный котенок с белоснежной шкуркой и прелестными бирюзовыми глазами. Всегда неравнодушная ко всем представителям кошачьих, я восторженно ахнула и наклонилась к милому ушастику, чтобы его погладить. И только тогда заметила черные пятнышки, украшавшие бело-серебристую шубку. Резко отстранилась, глядя на котенка во все глаза.
– К… Конто?? – Моему изумлению не было предела.
– Мяу, – мрачно буркнул котенок. Голос был высоковат, но в нем определенно угадывались знакомые нотки.
Откинув голову назад, я расхохоталась.
– Конто… ты… что с тобой? – еле выдавила я, вытирая выступившие в уголках глаз слезы.
– Тебе смешно, – изо всех сил стараясь казаться обиженным, пропищал Конто.