Леденцовые туфельки

24 декабря, понедельник

Сочельник, 23 часа 5 минут

И после этих слов тишина, что окутывала ее, точно ледяной кокон, взрывается криками. Вианн, уже не бледная, раскрасневшаяся от выпитого пульке и пережитого волнения, делает шаг и останавливается перед мадам Кайю. Их со всех сторон окружают гости.

Над головами у них висит ветка омелы, и я чувствую дикую, безумную, неукротимую потребность подбежать к ней и поцеловать прямо в губы. Ну до чего же легко ею манипулировать! Впрочем, как и всеми этими людьми. И теперь я уже почти чувствую вкус близкой победы, ощущаю ее зов в своей крови, слышу ее победоносный гул, точно прибой на далеком морском берегу; и у моей победы — вкус шоколада...

Символ Ягуара дает немало возможностей. Настоящие невидимки бывают, разумеется, только в сказке, но человеческие зрение и разум, в отличие от камеры и фотопленки, обмануть можно, причем несколькими способами, это не так уж и трудно. А сейчас, пока внимание всех сосредоточено на мадам, следует потихоньку выйти из комнаты — не то чтобы совсем незаметно — и взять наверху свой, столь предусмотрительно собранный чемодан.

Я так и знала, что Анук последует за мной.

— Зачем ты это сказала? — спросила она. — Зачем назвалась Вианн Роше?

Я пожала плечами:

— А что мне терять? Я меняю имена, как перчатки, Анук. И никогда подолгу на одном месте не задерживаюсь. В том-то и разница между нами. Я бы никогда не смогла жить как она. Никогда не смогла бы стать респектабельной. И мне плевать, что они обо мне подумают. А вот матери твоей есть что терять. У нее есть Ру, и Розетт, и этот магазин, разумеется...

— А как же та женщина?

И тут я рассказала ей печальную историю — о ребенке, украденном с заднего сиденья автомобиля, о серебряном амулете в виде кошечки. Оказывается, Вианн никогда даже не упоминала об этом. И не могу сказать, что меня это удивило.

— Но если она знала, кто она такая, — удивилась Анук, — то разве не могла снова отыскать ее?

— Возможно, она просто боялась, — сказала я. — Или, может, чувствовала, что приемная мать ей гораздо ближе. Ты сама выбираешь себе семью, Нану. Разве не так она всегда говорит? И кроме того...

Я сознательно сделала паузу.

— Что?

Я улыбнулась.

— Мы не такие, как все. И мы должны держаться вместе, Нану. Мы должны сами выбирать себе семью. И потом, — коварно прибавила я, — если она может лгать тебе о том, что с ней в действительности случилось, то можешь ли ты быть уверена, что она действительно твоя мать, что тебя, как и ее, не выкрали у родителей?

Я дала ей немного поразмыслить над этим. Внизу мадам все еще продолжала говорить, голос ее становился то громче, то тише, как у прирожденной сказительницы. В этом отношении они с дочерью похожи; но я не могу задерживаться — не время. Итак, вот мой чемодан, пальто, документы. Как всегда, я путешествую налегке. Из кармана я достаю подарок, приготовленный для Анук: маленький сверток в красной бумаге.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, Зози.

— Но у меня действительно нет выбора, Нану.

Подарок мой поблескивает в складках мягкой, шелковистой бумаги. Это браслет; тонкий серебряный браслет, новенький и совсем еще светлый. По контрасту единственный амулет, подвешенный к нему, почти черен от старости — это маленькая серебряная кошечка.

Она понимает, что это означает. Рыдание вырывается у нее из груди.

— Зози, нет, не надо...

— Мне очень жаль, Анук.

Я быстро прохожу через пустую кухню. На столах аккуратно составлены тарелки, бокалы и остатки пиршества. На плите исходит паром котелок горячего шоколада; этот парок над ним — словно единственный признак жизни.

«Попробуй. Испытай меня на вкус», — призывает он.

Это совсем слабые чары, повседневная магия, и Анук успешно сопротивлялась этим чарам целых четыре года, но все же лучше подстраховаться. Я выключаю газ под котелком, проходя мимо плиты к задней двери, ведущей на улицу.

В одной руке у меня чемодан. Свободной же рукой я быстро изображаю в воздухе знак Миктекасиуатль, похожий на клубок светящейся паутины. Смерть и подарок. Исходный соблазн. Куда более действенный, чем шоколад.

Потом я оборачиваюсь и улыбаюсь Анук. Теперь на волю, и пусть тьма поглотит меня целиком. Ночной ветерок играет моим красным платьем. Мои алые туфельки — точно кровь на снегу.

— Нану, — говорю я, — у всех нас есть выбор. Янна или Вианн. Анни или Анук. Ветер Перемен или Хуракан. Не всегда легко быть такими, как мы. Если ты хочешь, чтобы было легко, тогда лучше останься здесь. Но если хочешь прокатиться на этом ветре верхом...

Несколько мгновений она, похоже, колеблется, но я уже понимаю, что победа за мной.

Я одержала победу в ту минуту, когда назвалась твоим именем, Вианн, и этим призвала Ветер Перемен. Видишь ли, я никогда не собиралась оставаться здесь. Я никогда не хотела заполучить твою chocolaterie. Мне никогда не было нужно ни кусочка той печальной жалкой жизни, которую ты сама себе создала.