Ледащий

— К месту боя я послал машины. Заберут Несвицкого, Гулого и мужиков погибших. Похороним их на кладбище героев с воинскими почестями. Выжившим дам отпуск. Пусть ребята отдохнут и подлечатся. Вертолетчик говорил, что один из них, похоже, ранен. Ты тем временем узнай побольше о Несвицком. Кто он и откуда взялся, что умеет. Только не дави на парня: обидится — уйдет. Раз в списках его нет, контракт не заключал, следовательно — доброволец. Думаю, из империи приехал — фамилия не наша.

— Похоже, княжеская.

— Вот и выясни, откуда у него такая. Волхв нам пригодится.

— Что могу ему обещать?

— Офицерский чин. Ну, скажем, прапорщика.

— У имперцев волхвы ниже капитана чином не бывают.

— Так они и много могут. Если Несвицкий патроны только зачаровывает, то ему и прапорщика за глаза.

— Гранату он еще зачаровал, — напомнил капитан.

— Пускай, — кивнул майор. — Но машины с зачарованной броней на фронте редкость. Мало их у немцев, а у славов вовсе нет. До сих пор, по крайней мере не встречались. А обычную снаряд и так пробьет.

— Разрешите выполнять? — Коврига встал.

— Работай! — приказал майор. — Как будут результаты — сразу на доклад.

— Есть!

Капитан взял со стола фуражку, повернулся и покинул кабинет.

— Волхв… — вполголоса сказал майор и взял компьютер. — Если в самом деле, то парня нужно брать. Пригодится…

* * *

После обеда Николай сходил в посадку к уничтоженной немецкой батарее. Напарник отговаривал: вдруг кто из немцев уцелел и выстрелит в товарища? Но из прошлой жизни Несвицкий знал: после разрыва объемно-детонирующих боеприпасов живых не остается. Гулый тоже знал об этом, но все же сомневался. Короче, Николай отправился и оказался прав: живых не оказалось. Бросив взгляд на уничтоженную батарею и мертвые расчеты, он пересек дымящую посадку, и с ее обратной стороны обнаружил грузовик — целый, не сгоревший. Видимо, деревья не пропустили горючий аэрозоль к машине или же стояла далеко. Грузовик смотрелся мощно и брутально: высокая подвеска, грунтозацепы на толстых шинах, просторный кузов, накрытый тентом. Машину Николай и ожидал увидеть: сомнительно, чтобы немцы шли сюда пешком — маневренная группа.

Взяв автомат наизготовку, он заглянул в кабину. Та была пуста. Водитель или убежал, что вряд ли — проще было бы уехать, или присоединился к расчету батареи и сейчас лежал среди изломанных разрывом тел. Потом проверил кузов. Там нашлись боеприпасы в ящиках с немецкой маркировкой и форменные рюкзаки солдат. На крышках — прикрепленные на липучках фамилии владельцев — на немецком языке, естественно. Орднунг, понимаешь ли. Подумав, Николай забрался в кабину. Двигатель заводился кнопкой, Несвицкий нажал ее и с удовольствием послушал, как под капотом зарычал мотор, затем тронул с места грузовик.

Посадку он объехал и встал на поле перед сожженной батареей. Не глуша мотор, выбрался наружу и стал махать руками. У Владислава есть бинокль, пусть сначала разглядит, не то шмальнет из автомата. Из траншеи вылезла фигура и тоже помахала. Николай залез в кабину и покатил к товарищу.

— Где взял? — спросил напарник, когда Несвицкий, заглушив мотор, спустился на землю.

— За посадкой обнаружил. Стоял там никому ненужный. Вот я и захомячил.

— Что в кузове?

— Боеприпасы и вещи немцев. Посмотрим, что там?

— Давай! — ответил Гулый.

Николай стал сбрасывать на землю рюкзаки. Еще один нашелся в железном ящике в кабине. Ящик запирал замок. Николай свернул его найденной в кабине монтировкой и отнес рюкзак к другим. Стал высыпать их содержимое на землю. Стандартные наборы для солдат: мыло, полотенца, новое белье, носки в запаянных пакетах, сигареты, зажигалки, спиртное, шоколад… Из рюкзака, лежавшего в кабине, на землю высыпались деньги — запаянные в пленку пачки розовых, сиреневых, салатовых купюр.

— Ни хрена себе! — воскликнул Гулый, широко открыв глаза.

— Это что за деньги? — спросил Несвицкий.

— Не знаешь, что ли? — удивился Владислав. — Европейские экю.

— Вижу в первый раз, — признался Николай.

— Ну, ты даешь! — напарник взял в руки пачку салатового цвета. — Может где-нибудь в Сибири их не знают, но в наших банках с руками оторвут. Твердая валюта. Наш ефимок по сравнению с экю и рядом не стоял. Постоянно обесценивается.

— По какому курсу меняют? — спросил Несвицкий.

— Пять ефимков за экю.

— А сколько получает ополченец?

— Рядовой контрактник сто пятьдесят ефимков в месяц.

— На жизнь хватает?

— Едва, едва, — вздохнул напарник.

— Как поступим с деньгами?

— Ну… — Гулый опустил глаза. — В батальоне трофеи положено сдавать. Но ты доброволец, не в контракте. Тут правила просты: что с бою взято, то свято. Сам решай.

Николай задумался. Владислав смотрел все так же в землю, не выпуская пачку из руки.

— У погибших ополченцев остались семьи, так? — спросил Несвицкий.

— У всех, — кивнул напарник. — Жены, дети. У холостых — родители.

— Поступим так, — решил Несвицкий. — Деньги пересчитываем и поровну поделим на всех — по доле на живых и родне погибших ополченцев.

— Хорошо, — ответил Владислав, и голос его дрогнул.

— Займись, — сказал Несвицкий. — Я тут соберу себе.