Ледащий

Он повернулся и ушел. Николай еще немного постоял, продрог — вечером прохладно, но терпеливо ждал, считая, что его потащат на допрос к начальству, но тут к грузовику подъехал внедорожник похожий УАЗ. Открылась дверь, и из кабины выбрался напарник.

— Грузим вещи! — сообщил Несвицкому. — Нас отвезут ко мне домой. Переночуешь там. Нечего тебе в казарме делать. Сумку я твою забрал.

«Заодно и деньги будут под присмотром», — подумал Николай, а вслух спросил:

— Автоматы брать?

— Конечно! — удивился Гулые. — Мы в ополчении, и нам положено.

Внедорожник отвез их в частную застройку, к дому на пустынной улице. Ополченцы выбрались наружу, достали из кабины свои вещи и сложили их на лавочку возле ворот. Водитель просигналил и уехал. Внезапно калитка отворилась, и выскочила женщина — невысокая и полная. Она обняла Владислава и заплакала.

— Мне позвонили из канцелярии, и все рассказали, — заговорила сквозь рыдания. — Что взвод погиб почти что весь, ты ранен.

— Не надо, Вера! — Гулый погладил вздрагивавшую спину. — Я живой, а раны заживут. Знакомься, это Николай. Коля спас меня от страшной смерти, я позже расскажу какой. Он поживет у нас. Не возражаешь?

— Нет, конечно, — сказала женщина. — Здравствуйте! Я Вера Тимофеевна, жена Владислава. Добро пожаловать!

— Покормишь нас? — поинтересовался Гулый. — Есть очень хочется.

— Идем! — ответила хозяйка. — Я борщ сварила на говяжьей косточке…

Не прошло и двух минут, как Николай с напарником сидели за столом в комнате летней кухни и ели борщ с пшеничным хлебом. То и другое оказалось необыкновенно вкусным. Под потолком горела электрическая лампочка, а окна закрывали шторы из плотной, коричневой материи — светомаскировка. Внутри тепло от небольшой и низкой печки, разделявшей домик на столовую и кухню. Перед тем, как приступить еде, напарник попросил жену подать стаканы и напустил в них коньяка из фляги, затрофеенной у немцев.

— Помянем мужиков, — сказал, вздохнув. — Ты тоже выпей с нами, Тимофеевна.

Его жена кивнула и взяла свой стакан.

— Пусть земля им будет пухом! — промолвила и выпила коньяк. Закусила кусочком хлеба — как видно, была не голодна.

Несвицкий не заметил, как его тарелка опустела. Вера Тимофеевна ее забрала и принесла обратно снова полной. Наелся Николай так, что аж живот трещал. Между делом разглядел хозяйку. Лет сорока, довольно симпатичная.

— Мыться будете? — поинтересовалась Вера Тимофеевна.

— Хотелось бы, — ответил Николай.

— Там в кухне — ванна, — объяснила Вера Тимофеевна. — Горячая вода — в железном баке, встроенном в плиту. Есть таз, ведро с водой холодной, еще одно пустое, ковшик, мыло. Мочалка на стене над ванной. Полотенце вам я принесу.

— Спасибо! — поблагодарил Несвицкий.

Он прошел на кухню, где набодяжил воды приемлемой температуры, которую определил рукой. Забрался в ванну и поливая себя из ковшика вымылся до скрипа кожи. Растершись полотенцем, надел трофейное белье, носки, спортивные штаны и джемпер. На стене у ванны висело зеркало, и он впервые рассмотрел себя в другом обличье. На него смотрел пацан — худющий и костлявый. Лицо продолговатое, с тяжелым подбородком, глаза большие и слегка навыкате. Цвет трудно разглядеть — в кухне темновато, к тому же лампа за спиной, но, вроде, голубые или серые, и вряд ли карие — те потемнее будут. Нос тонкий, хрящеватый, не большой, но и не маленький. Стрижен коротко, и волосы, похоже, светлые. Не красавец, но и не урод. А что худой, так мясо нарастет. Грех жаловаться: недавно был старик, а тут вдруг снова молодой. Почему так получилось, Несвицкий, разумеется, не знал, а изнывать в догадках было глупо. Спасибо, Господи! И он перекрестился.

То, что мир, в который он попал, совсем другой, Николаю стало ясно еще в траншее. Там, где он жил, чернокнижники, возможно, и водились, но жечь людей, бросая пламя с рук, они, конечно, не могли. И зачарованной брони там не имелось. Патроны он заколдовал… Несвицкий принял это все как данность. Раз получилось так, придется выживать, а это он умел.