Читаем Лед и пепел полностью

Напрасны были усилия коменданта остановить своих офицеров, все повскакивали с мест, тискали и жали нам руки, до боли хлопали по плечам.

И только когда встал Черевичный, давая понять, что он хочет говорить, все успокоились:

— Господа офицеры, господин комендант! Я хочу напомнить, что Наполеон не только стоял под стенами Москвы, но и наблюдал со стен Кремля пожар русской столицы. Чем это кончилось, вам известно. Много врагов ходило на нашу землю, но Москва стояла и будет стоять. И чем скорее вы поможете нам, тем скорее будет разбит нацизм, тем больше миллионов людей останутся жить! Сейчас вы хотите помочь нам военной техникой, за которой мы и летим, — это большая и благородная помощь. Но мы с верой и надеждой ждем, что по нашему общему врагу вы ударите сами, силой вашего оружия!

Иван замолчал. Взрыв аплодисментов вновь потряс зал.

Потом говорили американские офицеры. Они восхищались мужеством Красной Армии, клеймили позором Гитлера и его свору, возмущаясь неслыханным зверством и садизмом гестапо на оккупированных территориях.

Поздно вечером, когда мы изучали синоптическую обстановку и фактическую погоду дальнейшего нашего маршрута: Кадьяк — Ситка, в метеобюро собралось несколько экипажей, которые готовились к ночной тренировке на морских самолетах «каталина».

Они наперебой рассказывали нам об условиях нашего предстоящего полета, где и как работают радиомаяки, о правилах пересечения границы между США и Канадой, а один майор, с загорелым скуластым лицом, дружески улыбаясь, громко сказал:

— Вы здорово говорили на приеме! Сторонники мистера Барча (Неофициальный лидер профашистской партии в США.) надолго теперь потеряли аппетит. Они все разглагольствовали о неизбежном поражении России. Ставлю один против ста об их банкротстве! Как? Кто принимает вызов? — обратился он к офицерам.

— Стен! Не здесь ищешь дураков! Иди в штаб, там, может быть, кто и клюнет! — закричали офицеры, дружески поглядывая на нас.

Утром, когда оформляли вылет и по американской схеме гидроаэродрома Ситки изучали правила захода на посадку, комендант базы сказал:

— В Ситке вы встретите ваших земляков, русских, оставшихся в США после продажи Аляски и не пожелавших вернуться на родину. Посмотрите, они неплохо живут.

— В день продажи Аляски от Нома до Новоархангельска, бывшей столицы Русской Америки, русских было всего–навсего около девятисот человек и пять тысяч креолов. Вероятно, вот эти креолы и считают себя за русских? Кстати, жив ли Кашеваров Алексей Петрович? (Алексей Кашеваров — креол, поручик корпуса флотских штурманов. В 1838 году с группой креолов и алеутов на бриге «Полифем» достиг самого северного мыса Аляски — Барроу, откуда направился вдоль побережья моря Бофорта на восток. После этой экспедиции выполнял еще целый ряд походов, раскрывая «белые пятна» Аляски. После продажи Аляски в Россию не вернулся, став впоследствии куратором исторического музея в Ситке. Написал ряд работ о жизни русских на Аляске, Умер в преклонном возрасте, в 1930-х годах.) Он был переводчиком у экипажа Шестакова, когда тот прилетал через океан в США. В Ситке, на приеме у мэра города, ситкинский дьякон тогда еще провозгласил здравицу в честь Советской страны. Говорят, Кашеваров написал историю Аляски. Читали ли вы эту книгу? — улыбаясь, ответил я ему.

— Да, такая книга есть, не я не историк! — с раздражением сказал комендант и под каким–то предлогом быстро удалился.

— Оставь ты его в покое, он еще после вчерашнего не отошел, — рассмеялся Черевичный.

Когда мы вышли к спуску, машина была уже на воде. Среди официальных провожающих было несколько штатских: мэр города, владельцы рыбоконсервного завода и лесопилки, но они затерялись в толпе офицеров и матросов. Последние слова: «Счастливого пути» — «Благодарим за гостеприимство». Катер коменданта выводит нас да середину широкой Павловской бухты. Короткий пробег — и мы повисаем над высокими соснами острова Кадьяка, набирая высоту. Путь в тысячу двести километров лежит над Тихим океаном. Через двадцать минут мы проходим траверз гавани Трех Святителей, последний кусочек скалистого острова — и бурные пенящиеся валы зеленой воды, совсем не «тихого» океана, куда ни взгляни, ходят под нами.

Идет третий час полета, погода, как говорят в авиации, «в полоску». То солнце, то облака и дождь. Стараемся держаться на такой высоте, чтобы проглядывался океан. На борту царит устоявшийся уклад дальнего полета. Экипаж весь в работе. Саша Макаров уже установил связь с Ситкой и порадовал нас хорошей, ясной погодой на острове Баранова.

Пассажиры в кают–компании кто читает захваченные из Москвы книги, кто уже накупил себе американских газет. Громов по–прежнему сидит в штурманской рубке, Байдуков «пилит» за штурвалом, а Юмашев что–то рисует в своем альбоме и подолгу всматривается в океанские просторы.

Три Героя Советского Союза. Но какие они все трое разные.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии