— С северо–американских воздушных баз дирижабль может добраться до Билькинса в несколько суток.
Хансен покачал головой:
— А вы уверены, что американцы захотят до него добираться?
— Почему же им не захотеть?
— Вот теперь, в приложении к американцам, вы почему–то делаетесь склонны к филантропии…
— Ведь это же их экспедиция.
— Подождите. Кто снаряжал «Наутилус»?
— Хармон.
— Кто такой Хармон? Антрацитовый король. Кажется, все ясно само собой… Что же вы думаете, что Хармон зря послал вдогонку «Наутилусу» ваших коллег–геологов? В его планы едва ли входило то, что вместо них на борту «Наутилуса», по недальновидности капитана Билькинса, окажетесь вы — геолог норвежско–английский. Уж будем, дорогой доцент, говорить откровенно… Ну-с, и теперь, когда геологи Хармана сидят у нас на борту, когда от «Наутилуса» не осталось даже пузырей, антрацитовый король будет в какой бы то ни было степени обеспокоен судьбой нескольких смельчаков, замерзающих на льдине? Мне почему–то кажется, что он будет рассуждать примерно так же, как изволите рассуждать вы… Мне очень жаль, что в нашей беседе не может принять участие старший офицер этого дирижабля, достоуважаемый Литке. Вероятно, он такой именно вывод назвал бы чисто диалектическим… Да, мой друг, как это ни парадоксально, но этот бравый майор в части некоторых своих выводов был большим поклонником большевиков.
— Однако, херре…
— Что однако, доцент? Вы, может быть, хотите сказать, что именно эти самые большевики, рассудку вопреки, наперекор стихиям, лезут спасать бедствующих путешественников, никакого отношения не имеющих к их собственным интересам? Да, именно это обстоятельства и обнаруживает способность большевиков мыслить диалектически. Поверьте мне, что они и не подумают беспокоиться о судьбе Билькинса, разве пошумят немного, чтобы лишний раз лягнуть Хармона. Но только до тех пор, пока эта гнусная акула Хармон не откажется от спасения своих собственных пионеров, ставших бесполезными. Вот тут–то и наступит очередь большевиков. И они проявят, вероятно, чудеса храбрости и организованности, чтобы спасти нескольких совершенно чужих им американцев… И я ни одной минуты не поручусь, что, если бы мы с вами попали в беду, хотя бы в этот полет, выручать нас пришлось бы не кому–нибудь иному, как именно большевикам.
— Разве только потому, что мы блуждаем в их секторе.
— Нет, меньше всего поэтому. А скорее всего потому, что никто другой не пошевелил бы пальцем для нашего спасения. Поговорили бы и бросили. Исключение составляет, конечно, тот случай, если бы мы с вами сделали какие- нибудь необычайные открытия: нашли бы там, скажем, золотые россыпи, ну, тогда охотников спасать нас нашлось бы сколько угодно.
— Я в первый раз постигаю всю глубину вашего пессимизма, доктор… Я бы позволил даже себе назвать это скорее цинизмом.
— Нет, это вовсе не пессимизм и тем менее цинизм. Это только та польза, которую я извлек из моего пребывания в России в гостях у большевиков… Однако, пока мы говорим, Билькинс и его товарищи мерзнут. Давайте все–таки решать. Я стою за то, чтобы немедленно взять курс на их координаты и связаться с ними по радио.
— Это ваше дело, херре.
— Хорошо. Давайте, пригласим для совета еще и Зар- сена — ведь он у нас теперь за старшего офицера,
Хансен выглянул в коридор и громко крикнул:
— Алло, Зарсен…
— Есть, херре!
— Загляните–ка скорее ко мне.
— Есть, бегу!
Могучая фигура летчика протиснулась через дверь.
— К вашим услугам, доктор.
— Вы, конечно, знаете содержание радиограммы, полученной от Билькинса?
Зарсен кивнул утвердительно.
— В таком случае, — продолжал Хансен, — скажите мне ваше мнение. Наши, — мое и доцента, — разделились. Он не считает нужным идти на помощь Билькинсу. Как думаете вы, Зарсен?
Задавая этот вопрос, Хансен почти с отеческой нежностью уставился в лицо летчика.
Зарсен почувствовал на себе другой тяжелый взгляд. Повернувшись, встретился с пристально устремленными на него выпуклыми серыми глазами Зуля. Но, отвернувшись с усмешкой, пилот опять спокойно посмотрел на капитана.
— Независимо от соображений доцента, я считаю, что мы должны немедленно идти к Билькинсу, — твердо и раздельно проговорил Зарсен.
Старик порывисто встал и крепко пожал ему руку:
— Я так и думал.
Зуль заговорил. Голос его немного дрожал. Он напрягал все усилия, чтобы подавить волнение и казаться таким же спокойным, как всегда.
— Мне не приходится возражать, доктор. Но от имени интересов нашей родины я ставлю условие помощи Биль- кинсу. Я считаю необходимым ему телеграфировать: «“Граф Цеппелин” в том случае повернет к координатам Биль- кинса, если находящиеся у нас на борту американские геологи дадут слово не предпринимать никаких исследований на всех островах и землях, какие мы могли бы открыть и посетить»… Этого, повторяю, требуют интересы Норвегии.
Зуль резко повернулся на каблуках и вышел из кабины.
11.
11.
СЧАСТЬЕ ХАНСЕНА