Я всеми силами подавляю внутреннее раздражение, которое начинает бушевать во мне с новой силой. Эта дрянь еще смела называть себя близким мне человеком, хотя сама изрядно подпортила мое существование. Дьявол! Ей-Богу, если эта девушка еще раз явится сюда, я поставлю на уши всю больницу, только бы духу ее больше было в моей палате!
— Было очень тяжело, Тедд, — шепчет Рейчел, направляя на меня измученный взгляд. — Нам всем было тяжело. А когда мне сказали, что тебя собираются отключит от источников искусственной жизни… — Девушка выдерживает паузу, видимо борясь в очередным наплывом слез. — Даже рассказывать об этом не хочу. Главное, что ты пришел в себя.
Ее глаза наполнены любовью, и я вспоминаю, что она произнесла, когда я был без сознания.
“Я люблю тебя!”
Больше в этом нет никаких сомнений.
— Я люблю тебя! — Срывается с моих губ с мучительным выдохом, словно это последнее, что я говорю ей.
Заплаканные глаза Рейчел заливаются уже таким знакомым блеском, она кривит губы в очаровательной улыбке. Больше между нами нет недосказанностей.
— Я тоже тебя люблю, — произносит девушка, едва касаясь моей руки.
Я аккуратно сжимаю ее ладонь, игнорируя тупую боль, которая в миг пронеслась от запястья до плеча. Мне важно видеть ее, чувствовать. Это все, что сейчас нужно. Рейчел ласкового водит большим пальцем взад вперед, разгоняя по телу приятные покалывания внутри. Подумать только, что я чуть не потерял своего самого дорого лугового волка.
В палату входит мистер Лонгман, прервав сладкие грезы. Закон подлости работает на все сто.
— Мисс Гилмор, — сурово произносит он, — мистеру Грею нужен отдых. Вы можете навестить его завтра в любое время.
— Конечно, доктор Лонгман, — отвечает девушка, поджав губы.
Мужчина покидает палату, а Рейчел все не отводит от меня взгляд. Затем поднимается с кресла и, не отрывая своей руки, мягко целует меня в лоб. Да, пожалуй, это единственное место, от прикосновения к которому я не испытываю боли.
Прибор, выводивший данные пульса, запищал чаще, выдавая все мои эмоции. Проклятье!
— Я приду к тебе завтра, — улыбнулась девушка и поспешно вышла из палаты.
Я вновь остался в одиночестве, которое с недавних пор начинает меня пугать. Сонливость окутывает с головой, но я боюсь закрывать глаза. Страх того, что я не смогу проснуться снова, не покидает сознание, но все внутри меня так сильно желает забытья, что я невольно проваливаюсь в темноту.
***
Резкая боль в грудной клетке заставляет меня проснуться, мучаясь от этих ужасных ощущений. В палате уже светло, и я смутно гадаю, сколько сейчас время… И какой вообще сегодня день. Я пролежал в коме три месяца, это не малый срок. Кажется, за окном уже октябрь. Осень. Мое любимое время года, а прикован к больничной кровати и едва могу шевелиться. Проклятье!
Я оглядываю палату, погружаясь в глубокие размышления “какой будет моя жизнь дальше?” Пожалуй, на этот вопрос невозможно найти ответа, ведь я совершенно не знаю, как обстоят дела в “Грей энтерпрайзерс”. По большей части устройство моей жизни зависит от работы. Нужно будет поговорить об этом с отцом.
Дверь в палату приоткрывается, я вижу счастливое лицо матери.
— Тео! — Восклицает мама и кидается ко мне, а я тут же съеживаюсь, опасаясь ее эмоций.
Она присаживается в кресло рядом с койкой и сильно сжимает мою руку. Я недовольно хмурюсь, пытаясь перетерпеть внезапную волну боли. Чёрт!
– Тише, Ана, – укоряет отец, – ему ведь больно.
– Прости, – шепчет мама, немного ослабляя хватку. На её лице играет счастливая улыбка, а на глазах наворачиваются слезы. Только не это! – Как ты себя чувствуешь?
Хм, горькая правда ведь лучше, чем сладкая ложь, но рассказывать матери о своих страданиях, как физических, так и душевных, я не хочу.
– Все нормально, мам. – Сегодня мне уже удаётся разговаривать громче. – Будет ещё лучше! – Я стараюсь вложить в голос как можно больше энтузиазма, но он все равно получается слабым и безжизненным.
– Мы же чуть не потеряли тебя…
– Не нужно! – Протестую я, боясь, что ещё одной вспышки небольшой истерики я не выдержу. Мне хватило восклицаний Рейчел.
Отец становится позади матери и успокаивающе сжимает ее плечо. Глаза папы наполнены жалостью и сожалением, но он не высказывает свои эмоции. От этого даже немного легче.
— Какой сегодня день? — Хриплю я, стараясь сказать это как можно громче.
— Восемнадцатое октября, — отвечает мама, все еще продолжая сжимать мою руку.
Не может быть… Время пролетело ужасно быстро.
— Мы готовились к худшему, — всхлипывает мать, но папа тут же одергивает ее.
— Хватит о печальном, Ана. В конце концов, он все же пришел в себя.
Я слабо сжимаю руку мамы, пытаясь хоть как-то ободрить ее. Я непременно поправлюсь окончательно, просто для это нужно немного больше времени.
— Боюсь, о печальном все же придется поговорить, — начинаю я, туго сглотнув. Пришло время узнать все то, что я пропустил за эти три месяца. — Как обстоят дела в “Грей энтерпрайзерс”?
Такой двузначный вопрос, но отец сразу понимает, что я имею в виду.
— Я знаю, что беспокоит тебя, Тедд, — отвечает он. — Ты остался при своем месте.