Льдинка

Пройдя еще несколько метров, он вдруг остановился как вкопанный. Затем повернулся назад, посветил на протоптанную дорожку и почувствовал, как страх медленно стянул его внутренности, – его следы уже почти наполовину завалило снегом.

«А ты что думал, осел, – обругал он себя. – Этого и следовало ожидать».

Ожидать этого, в общем-то, действительно следовало, однако теперь в его голове занозой застряла назойливая мысль: каким образом он вернется назад, если ничего не найдет? Точнее, НИКОГО?

(Тогда ты просто замерзнешь,– ровно произнес внутренний голос. – Знаешь, как это случается? Ты будто уснешь, и все дела. Ведь не захочешь же ты возвращаться к своим товарищам без победы?)

Это верно, самолюбия у него хоть отбавляй. Он лучше превратится в ледышку в этой проклятой тайге, чем позволит себе вернуться к друзьям и, как в анекдоте, развести в стороны руки, типа «ну не шмогла я, не шмогла!»

Слева что-то прошелестело, и Тима посветил фонарем. На одной из сосен сидела крупная сова, ее желтые глаза, ослепленные ярким светом, недовольно жмурились. Встряхнув крыльями, она резко сорвалась с дерева и унеслась в темноту. С ветки, где она сидела, полетела снежная завеса.

«Забыли, какие тут медведи с волками водятся?»

Тима невольно улыбнулся, вспомнив фразу Антона. К слову, волки здесь действительно водились, причем довольно крупные, но почему-то встреча с ними совершенно не пугала его – куда больше его тревожила перспектива окончательно заблудиться и провести ночь в тайге.

Между тем снег продолжал набиваться под штаны, и ноги вскоре онемели. Руки тоже давно окоченели, и Тима пытался согреть их дыханием. Он прошел еще метров сорок и решил немного передохнуть. Да, это тебе не на снегоходах куролесить, «дыхалка» совершенно ни к черту, а все славное школьное сигаретное прошлое…

Экономя батарейки, он выключил фонарь и, вытащив одну ногу, принялся вычищать снег из ботинка.

Закончив, он снова включил фонарь… и замер. Прямо перед ним, шагах в двадцати, за облепленным снегом кустарником стоял дом. Самый что ни на есть настоящий бревенчатый дом, очень похожий на охотничью избу. Усталость как рукой сняло, и он, переваливаясь по-утиному, направился к избушке. Только бы ему повезло и внутри кто-нибудь оказался! Разыгравшееся воображение мигом нарисовало картину: он стучится в крепкую дубовую дверь, внутри дома слышатся шаги, скрип половиц, и на пороге покажется хозяин – широкоплечий приземистый мужчина лет пятидесяти с лопатообразной бородой… а в комнате тепло и уютно, в печке весело потрескивают поленья, а на столе котелок с гречневой кашей и мясом и важно попыхивающий самовар…

Тима проглотил слюну – последний раз они ели, наверное, часов пять назад, и теперь его желудок раздраженно урчал. До дома оставалась пара шагов, и настроение у Тимы упало – дом выглядел заброшенным. Ни света в заледеневших окнах, ни дыма из трубы, ни, что хуже всего, расчищенных дорожек… Более того, дом был настолько завален снегом, что Тиме понадобилось полностью обойти его, чтобы обнаружить дверь.

«Прямо избушка на курьих ножках какая-то», – подумал он, проваливаясь в сугробы чуть ли не по пояс. Он постучал в дверь. Тишина, что и следовало ожидать. Он прильнул к окну, но разобрать что-либо было невозможно – стекло все было затянуто ледяной узорчатой коркой.

«В крайнем случае, можно попытаться выбить дверь и заночевать внутри», – промелькнула у Тимы мысль, и он на всякий случай постучал еще, затем дернул ручку. К его удивлению, дверь скрипнула и приоткрылась на миллиметр. Тима, не веря в удачу, потянул дверь изо всех сил. Та приоткрылась еще немного – мешал снег. Ладно, это дело поправимое. Если в доме есть печь или камин, дрова они найдут. Главное – согреться.

Он закрыл дверь и, освещая фонарем едва видневшиеся ямки, что еще несколько минут назад были его следами, побрел назад.

Антон тем временем прилагал поистине героические усилия, чтобы поддержать вконец упавших духом девушек. Самые смешные анекдоты (правда, большинство из них были пошловатыми, но выбирать не приходилось) были давно рассказаны, настала очередь не очень смешных, а когда закончились и они, наступила очередь откровенно тупых (хотя, между прочим, как раз тупые анекдоты забавляли его больше всего. Ну к примеру: «Взвесьте мне килограмм молока! И нарежьте!» – «Вам дольками или кубиками?» – «А мне по фигу, я на велосипеде»).

Яна с Ланой, вымученно поулыбавшись для приличия, снова впали в уныние. Больше всего тяготила темнота и непрекращающийся снегопад – их «космические корабли» были завалены почти наполовину и теперь стали похожи на двух сгорбленных чудовищ. С костром тоже ничего не вышло: найти сухого хвороста под сугробами оказалось непосильной задачей, а те ветки, которые Антону удалось отломать от деревьев, были насквозь промерзшие и ни в какую не хотели гореть.

Яна испуганно оглядывалась, крутя во все стороны головой и рискуя вывихнуть шею, Лана подавленно молчала, прислушиваясь к малейшему шороху.