Скляр Хаст ждал, но протесты заступников не смолкали. Наконец Файрал Бервик, арбитр плота Смотрина, взошел на трибуну и поднял обе руки: «Тихо! Дайте Хасту говорить! Он на трибуне, он имеет право сказать все, что хочет».
«Почему мы должны выслушивать омерзительную ересь? — выкрикнул Семм Войдервег. — Этот человек разрушил Транк, а теперь внушает свое фанатическое безумие остальным!»
«Пусть внушает! — заявил Файрал Бервик. — Ты не обязан ему подчиняться».
Скляр Хаст сказал: «Конечно же, заступники сопротивляются тому, что я предлагаю. Их благополучие зависит от Царя-Крагена, причем они утверждают, что умеют каким-то образом сообщаться с ним. Может быть, умеют. Почему еще Царь-Краген приплыл бы к Транку в самый удачный для заступника момент? Это важное обстоятельство, я хотел бы его подчеркнуть. Если мы решим освободиться от тирании Царя-Крагена, заступники не должны знать о наших планах — иначе мы понесем лишний ущерб. В глубине души каждый из вас понимает, что я говорю правду. Царь-Краген — хитрая, ненасытная бестия, а мы — его рабы. Вы это знаете, но боитесь в этом признаться. Выступавшие раньше ссылались на наших предков, на людей, захвативших корабль тиранов, везущий их на каторжную планету. Что сделали ли бы предки на нашем месте? Подчинились бы прожорливому чудищу? Конечно, нет.
Как убить Царя-Крагена? С решением этого вопроса придется подождать, пока не будет заключено соглашение, пока мы не проявим желание действовать сообща — в любом случае, о наших методах и планах нельзя сообщать заступникам. Если кто-то из вас со мной согласен, дайте мне знать — время настало».
Хаст спустился с трибуны. На плоту наступило молчание. Лица застыли. Хаст смотрел по сторонам — никто не хотел встречаться с ним глазами.
На трибуну взобрался дородный Семм Войдервег: «Вы слышали, что сказал убийца. У него нет ни стыда ни совести. На Транке его осудили на смерть за злонамеренные преступления. Воспользовавшись обычаем, он потребовал, чтобы ему предоставили право говорить на Соборе. Ему предоставили такое право. Сознался ли он в своем ужасном преступлении? Скорбит ли он об огромной беде, постигшей Транк? Нет! Он разглагольствует о намерении совершать дальнейшие преступления! Он выходит за рамки всякой порядочности, поминая предков в попытке обосновать свои нечестивые предложения! Пусть Собор утвердит приговор, вынесенный на Транке — пусть каждый, кто чтит Царя-Крагена и пользуется преимуществами его недреманной бдительности, поднимут сжатые кулаки, требуя смерти преступнику!»
«Смерть!» — завопили заступники, поднимая сжатые кулаки. Но в большинстве своем слушатели не спешили следовать их примеру, они колебались. Глаза их бегали — многие с опаской поглядывали на море.
Войдервег разочарованно крутил головой: «Хорошо понимаю ваше нежелание применять насилие по отношению к ближнему, но в данном случае следует отбросить всякую щепетильность, — он протянул длинный белый палец, указывая на Хаста. — Неужели вы не видите, что этот человек — средоточие преступной, ничем не оправданной порочности? Позвольте пояснить. Как раз перед тем, как он совершил преступление, за которое его осудили, он совершил другое правонарушение против своего благодетеля и руководителя, мастера-наперсточника Зандера Рохана. Но его трусливая подлость, его попытка обманом победить в состязании с мастером-наперсточником и таким образом занять его должность была замечена арбитром Транка, Иксоном Мирексом — а также мной — и его план провалился».
Скляр Хаст взревел: «Как ты смеешь? Разве здесь, на Соборе, дозволяется откровенная клевета? Почему я должен терпеть подобные порочащие выдумки?»
«Ты можешь возразить, — сказал ему Файрал Бервик. — Это очень просто. Пусть заступник выскажется — после чего, если ты сможешь доказать, что он тебя оклеветал, клеветнику придется понести надлежащее наказание».
Войдервег отреагировал со всей серьезностью: «Хотел бы напомнить, что правда и клевета — разные вещи. Доказательством клеветы может служить только злонамеренное побуждение. А у меня нет и не может быть таких побуждений. Таким образом, я продолжаю...»
Но Хаст воззвал к арбитру Смотрины: «Прежде чем он продолжит, я хотел бы, чтобы вопрос о клевете был решен окончательно. Я желаю доказать, что этот человек обвиняет меня, руководствуясь личной ненавистью».
«Ты можешь это доказать?»
«Да, могу».
«Хорошо! — Файрал Бервик повернулся к Войдервегу. — Тебе придется подождать с дальнейшими замечаниями, пока не будет доказано или опровергнуто обвинение в клевете».
«Достаточно всего лишь заручиться свидетельством арбитра Мирекса, — возразил Войдервег. — Он подтвердит, что я ни в чем не исказил факты».
Файрал Бервик кивком разрешил Хасту выступить: «Если можешь, докажи, что тебя оклеветали».
Скляр Хаст указал на второго помощника-наперсточника, Вика Кейверби: «Будь так добр, подойди».