Лавка древнойстей. Том 2

— Вотъ-те на! Кто это такой? спросилъ Дикъ.

— А кто его знаетъ? Я его вижу въ первый разъ; пришелъ къ хозяину, въ контору.

— Ну, а фамилію его вы знаете?

Тотъ отвчалъ слогомъ, приличествующимъ «славному аполлонисту», что онъ «благословенъ навки», если знаетъ его фамилію.

— Одно только могу сказать, прибавилъ Чекстеръ, проводя пальцами по волосамъ:- изъ-за него я цльныхъ 20 минутъ стою здсь на тротуар. Я его ненавижу всей душой и, кажется, всю жизнь готовъ былъ бы подставлятъ ему ножку, если бы у меня было на это вревіи.

Пока они бесдовали, жилецъ Брасса — онъ, повидимому, не узналъ Дика Сунвеллера — опять вошелъ въ контору, а Китъ вернулся къ лошадк. Дикъ и къ нему обратился съ разспросами, и также безуспшно.

— Хорошій баринъ, а больше я ничего о немъ не знаю, отвчалъ Китъ.

Чекстера взорвалъ этотъ отвтъ и онъ не утерплъ, чтобы не сказать — такъ, между прочимъ, будто ни на кого лично не намекая, — что не мшало бы скрутить шею и свернуть носъ всмъ вообще снобамъ. Однако, собратъ его по лож не поддержалъ его мннія — онъ, очевидно, былъ занятъ: соображалъ что-то. Минуту спустя, Дикъ спросилъ Кита, въ какую сторону онъ детъ. Оказалось, что ихъ путь лежалъ въ одномъ направленіи, и Дикъ изъявилъ желаніе отправиться вмст съ Китомъ, въ его экипаж. Тотъ съ удовольствіемъ отклонилъ бы отъ себя эту честь, но Дикъ уже сидлъ рядомъ съ нимъ, и ему оставалось только одно — попробовать насильно избавиться отъ него. Съ этою цлью онъ такъ дернулъ и погналъ лошадку, что Чекстеръ не усплъ проститься какъ слдуетъ съ гроссмейстеромъ и, вдобавокъ, пони отдавилъ ему мозоли. Понукаемая Дикомъ — тотъ въ продолженіе всего пути не переставалъ и свистть, и гикать, и кричать, — застоявшаяся лошадка помчалась во весь опоръ, еще чаще, чмъ обыкновенно, назжая то на фонарный столбъ, то на повозку. Не разъ она выказывала желаніе забраться на тротуаръ и почесать бока о кирпичныя стны. Слдовательно, разговаривать не было никакой возможности. Но вотъ она влетла во дворъ, гд Китъ ее всегда кормилъ, и помчалась прямо въ конюшню — кабріолетъ такъ и застрялъ въ дверяхъ; когда его оттуда вытащили и привели все въ порядокъ, Дикъ пригласилъ Кита распить съ нимъ бутылку пива посл такихъ трудовъ. Тотъ сначала отговаривался, но потомъ согласился и они отправились въ пивную.

— Выпьемъ за здоровье нашего пріятеля, какъ бишь его? молвилъ Дикъ, поднимая стаканъ со свжимъ пнистымъ пивомъ, — да тотъ, что еще съ тобой разговаривалъ сегодня. Я его знаю, онъ хорошій человкъ… только большой оригиналъ… вдь, какъ нарочно, забылъ его имя.

Китъ выпилъ.

— Онъ живетъ въ моемъ дом, т. е., собстаенно говоря, этотъ домъ принадлежитъ фирм, въ которой я состою главнымъ компаніономъ. У него трудно что нибудь вывдать, но мы все-таки его любимъ. Мы его любимъ, повторилъ Дикъ.

— Мн, сударь, пора уходить, сказалъ Китъ, вставая.

— Ну, чего ты спшишь, Христофоръ? выпьемъ-ка лучше за здоровье твоей матери, уговаривалъ его Дикъ.

— Очень вамъ благодаренъ, сударь.

— Твоя мать чудо какая женщина, Христофоръ! «Кто первый спшилъ меня поднять, когда я падалъ, и цловалъ меня въ больное мсто, когда я плакалъ?»

— Конечно, моя мать…

— Она была прелестная женщина… Я знаю, этотъ господинъ очень щедрый. Мы заставимъ его раскошелиться для твоей матери. Онъ съ ней знакомъ, Христофоръ?

Китъ отрицательно покачалъ головой, лукаво взглянувъ на своего собесдника, поблагодарилъ его за угощеніе и улепетнулъ прежде, чмъ тотъ усплъ вымолвить слово.

— Гм! Странное дло! Все, что иметъ соприкосновеніе съ домомъ Брасса, окружено какой-то таинственностью. Попробую-ка и я быть осторожне. До сихъ поръ всякій могъ вывдатъ у меня все, что хотлъ. Теперь баста. Никому ни гугу о своихъ длахъ. Странно, очень странно, разсуждалъ про себя Дикъ.

Углубившись въ свои размышленія, — скорчивъ при этомъ необычайно умную физіономію, — онъ просиллъ еще нкоторое время за бутылкой пива, потомъ подозвалъ къ себ мальчишку-полового, все время наблюдавшаго за нимъ у двери, и, выливъ остатокъ пива, въ вид жертвоприношенія, на песокъ, веллъ ему снести пустую бутылку и стаканы въ контору и кланяться отъ него хозяину. Вмсто того, чтобы дать мальчику на водку, онъ далъ ему совтъ: вести скромную жизнь и воздерживаться отъ всякихъ возбудительныхъ напитковъ. Свой совтъ, — какъ онъ самъ очень умно замтилъ, — онъ считалъ гораздо цнне какого нибудь полпенса. А затмъ пожизненный гроссмейстеръ «Славныхъ Аполлонистовъ» заложилъ руки въ карманы и удалился изъ пивной, все еще раздумывая о чемъ-то.

II