Недолго думая, поднялась с места и отправилась бродить по дому. Самым надежным уголком отчего-то казался чердак. Я поднялась на второй этаж, потом, по хлипкой лесенке в конце коридора, залезла наверх. Под самой крышей было тесно. Пыльно. Я инстинктивно пригибала голову, чтобы не удариться о какую-нибудь балку. А потом прямо надо мной вдруг раздался страшный грохот. Я испуганно вцепилась в дверной косяк и, лишь отдышавшись, поняла, что это сошел снег с крыши. Наверное, двор засыпало. Хотя, там и так было не особо чищено. А теперь, должно быть, и вовсе ступить некуда.
На чердаке, как и полагается любому старому дому, обнаружилась целая свалка ненужных вещей. Мебель поломанная, картины. Массивные, потрескавшиеся со временем рамы. Коробки с чайным сервизом и какими-то безделушками. Сундук с непонятным тряпьем – видать чье-то приданное, неведомым образом сохранившееся.Я схватила стул с поломанной спинкой и подтащила поближе к каменной кладке в глубине чердака. Должно быть, за ней находился дымоход - камни на ощупь оказались теплыми. А потом начала неспешно перебирать безделушки.Керамические статуэтки, диковинные шкатулки, в которых должны были быть спрятаны несметные богатства, но оказались лишь старомодные украшения, не представляющие ценности. Столовые приборы – потемневшее серебро и тонкое филигранное кружево. Множество мелочей, когда-то украшавших этот дом, ныне потемневших и утративших свой былой блеск.Однако, среди всего этого барахла мне приглянулась пара безделиц. Я решила, что их вполне можно почистить и отложила в отдельную небольшую коробочку.
В одном из углов нашлись расколотые часы. И запылившиеся портьеры, сваленные в большую кучу. А вместе с ними и проеденные молью гобелены. Копаться в грязи желания не было никакого. Но стопка облокоченных на стену картин не осталась без внимания. Я смахнула пыль с верхних корешков и начала аккуратно листать холсты.Света, что проникал сквозь круглое окошко, было не так много, но я вполне могла различить, что изображено на картинах. В основном там были портреты. Незнакомые лица глядели на меня с выцветших холстов такими же выцветшими глазами. И виделось мне в их взглядах странное молчаливое неодобрение. Будто я влезла куда не надо.И вдруг среди портретов мелькнуло грубое мужское лицо. Я на секунду задержалась на нем, вглядываясь в знакомые черты. А потом резко отпрянула, выпустив из рук стопку пролистанных картин. Они упали на пол с тяжким грохотом. И страшный знакомец с портрета, казалось, теперь смотрит прямо на меня. Я испуганно охнула и, резко развернувшись, рванула к выходу, в глубине души все же надеясь, что мне привиделось.
Глава 10
Неясный шум монотонным прибоем лез в уши, словно где-то под боком волновалось море. Странно, я никогда не видел его по-настоящему, только на картинках, да еще рассказы слышал.С трудом повернул голову, преодолевая зашевелившуюся тупую боль, и разочарованно вздохнул. Никакого моря рядом не было – только мутное пятно света, как из окна на другом конце темного коридора. И свет этот отнюдь не был добрым – холодный, грозный, с серо-голубым отливом, он напоминал открывающийся портал.Я привычно потянулся к шее, нащупать портативный ключ, но рука моя безвольно упала, и костяшки пальцев глухо стукнули об пол. Наверное, об пол, хотя, точно определить, где сейчас нахожусь, я не смог. Последнее, что всплыло в воспоминаниях – мерзкая тянущая боль, с которой доктор Орфин прочищал раны, да хищное звяканье медицинских инструментов.Мне стало мерзко. Чувствую себя, будто только что родившийся щенок – слепой, слабый. Нет, если я еще не умер, нужно как-то выбираться из этого места. Или состояния.
Снова попробовал поднять руку и нашел пальцами плотную ткань. Похоже на гобелен. И свет перед глазами стал ярче, расплылся, помягчел. Шум распался на отдельные звуки, кажется, кто-то о чем-то говорил. Определенно женский голос. Перед глазами встало лукавое лицо с падающими на лоб завитками черных волос. Нейа… как хорошо, что ты здесь…
Я попытался позвать подругу, но, кажется, вышло невнятно. Губы были сухими, а язык еле-еле отлип от шершавого нёба. Рядом раздалось тяжелое дыхание и что-то влажное коснулось здоровой щеки. Поцелуй? В сердце шевельнулась нежность, и я с трудом, но разомкнул веки.Прямо перед моим носом торчала счастливая собачья физиономия, а свесившийся из пасти язык, похоже, снова подбирался к моему лицу.
? Айна, фу! – глухо простонал я, оттолкнул собаку и тяжело уселся, пережидая приступ головокружения. До чего ж неприятный был сон… Осторожно опустил на пол затекшие ноги и поморщился, чувствуя, как кровь горячими иголками впилась в тело.