Ластики

Опираясь массивной верхней частью туловища на широко расставленные руки, ухватившись ладонями за край стойки, наклонив голову, чуть скривив рот, хозяин опять будет глядеть в пустоту.

5

В мутной воде аквариума неуловимо мелькают тени, – призрачное колыхание, которое затухает само собой… и потом не знаешь, видел ты что-то или нет. Но туманность появляется снова, описывает несколько кругов на свету, а затем растворяется за завесой водорослей, в протоплазменных глубинах. Какое-то мгновение эта масса подрагивает от последнего, быстро ослабевающего завихрения. И снова все успокаивается… Пока снизу вдруг не всплывет и не прижмется к стеклу что-то иное, лицо из сна… Полина, нежная Полина… едва показавшись, она исчезает тоже, чтобы уступить место новым образам и видениям. Пьяница сочиняет загадку. Человек с тонкими губами, в узком, доверху застегнутом плаще ждет, сидя на одиноком стуле посреди пустой комнаты. Неподвижное лицо, руки в перчатках лежат на коленях, – никаких признаков тревоги. Время у него есть.

Ничто не помешает его плану осуществиться. Он ждет посетителя – не безвольного паникера, а, наоборот, человека, на которого можно положиться: это ему будет поручено совершить сегодняшнюю, вторую по счету казнь. В предыдущей акции он был на вторых ролях, но свою часть работы выполнил безукоризненно; а вот Гаринати, для которого все так тщательно подготовили, не сгодился даже на то, чтобы выключить свет. А сегодня утром упустил своего клиента.

– В котором часу?

– Понятия не имею, – отвечает хозяин.

– Вы не заметили, как он ушел?

– Если бы я заметил, как он ушел, то знал бы, в котором часу.

Упершись руками в стойку, хозяин раздумывает, стоит ли сообщить Уоллесу об этом разговоре. Нет. Пускай сами между собой разбираются; а ему никто ничего не поручал…

К тому же Уоллес уже покинул маленькое кафе и возвращается на сцену…

6

И снова Уоллес идет по направлению к мосту. Впереди, под хмурым небом, тянется Брабантская улица – и строгие фасады ее домов. Сейчас все служащие уже на работе, сидят со своими счетными книгами и арифмометрами; цифры выстраиваются в колонки, сосновые бревна укладываются в штабеля на набережной; механические руки управляют кранами и лебедками, стучат по клавишам пишущих машинок, не теряя ни секунды, не допуская сбоев, не делая ошибок; торговля лесом процветает.

На улице так же безлюдно и тихо, как ранним утром. Лишь несколько автомобилей, стоящих перед дверьми, под черными табличками с золотыми надписями, дают представление о напряженной деятельности, которая кипит сейчас за этими кирпичными стенами. Других изменений – если они и произошли – не замечается, все осталось как было: и укрепленные лакированные двери, к которым ведут пять ступенек, и окна без занавесок – два справа от двери, два слева, а над ними четыре этажа с одинаковыми прямоугольными отверстиями. В этих конторах, где из экономии не включили электричество, приходится работать при скудном дневном освещении, и физиономии в очках близоруко склоняются над толстыми гроссбухами.

Уоллес чувствует, как его охватывает огромная усталость.

Собираясь перейти канал, разрезающий Бульварное кольцо пополам, он останавливается, чтобы пропустить трамвай.

Над кабиной трамвая укреплена дощечка с номером маршрута, ярко-красный диск с желтой цифрой шесть. Нарядный, недавно покрашенный трамвай, точно такой же, как тот, что проехал здесь утром. И, как утром, он останавливается перед Уоллесом.

Уоллесу неохота повторять долгую и скучную прогулку по Брабантской улице и улице Жанека, он поднимается по стальным ступенькам, заходит внутрь и усаживается: этот трамвай наверняка приблизит его к цели. Раздается звонок, машина, жалобно скрипнув, трогает с места. Уоллес смотрит, как проплывают мимо дома, выстроившиеся вдоль канала.

Но когда подходит контролер, Уоллес понимает свою ошибку: трамвай номер шесть не идет по бульвару, как он думал, а после первой же остановки сворачивает на юг, к пригородам. По этому малолюдному участку бульвара, примыкающему к противоположному концу улицы Жанека – там находится почта, о которой упомянул пьяница, – трамваи не ходят вообще. Уоллес не знает, как быть. С помощью контролера, показавшего ему план городской транспортной сети, он находит выход: вместо того чтобы идти прямо на почту, он сначала зайдет в клинику доктора Жюара – так будет лучше во всех отношениях. До клиники можно доехать на четвертом трамвае, а пересесть на него – на следующей остановке.

Он благодарит контролера, платит за проезд и выходит.

Декорация вокруг не изменилась: бульвар, канал, разнокалиберные постройки.

– А она ему говорит: значит, раз такое дело, уходи, и все тут!

– И он ушел?