Ластики

– Вы должны были выключить свет, – говорит Бона.

– Я вернусь туда и выключу. Сегодня вечером.

– Сегодня вечером есть дело для другого.

– Нет, этим займусь я: должен же я закончить свою работу.

– Вы бредите, Гаринати. О чем вы говорите?

– Я вернусь в особняк. А если он прячется, отправлюсь на поиски. Найду его и убью.

Бона отрывает взгляд от горизонта и всматривается в собеседника:

– Вы хотите сказать, что еще убьете Дюпона?

– Клянусь!

– Поздно давать клятвы, Гаринати.

– Лучше поздно…

Лучше поздно, чем никогда. Проваленное дело само возвращается к исходной точке, чтобы дать ему вторую попытку… Стрелки крутятся назад, приговоренный снова патетически ударяет себя в грудь: «Цельтесь, солдаты!» И снова…

– Вы не читаете газеты? – спрашивает Бона.

Он наклоняется, роется в портфеле. Гаринати берет у него сложенный газетный лист и читает первую попавшуюся заметку:

«Вчера с наступлением темноты дерзкий грабитель проник…» Он читает медленно, внимательно; дочитав до конца, начинает сначала, желая удостовериться, что ничего не упустил: «Вчера с наступлением темноты…» Он поднимает глаза на Бона, а тот без улыбки смотрит куда-то поверх его головы.

Гаринати перечитывает заметку еще раз. И тихо произносит:

– Умер. Ну конечно. Я успел выключить свет.

Честное слово, этот человек сошел с ума.

– Наверно, это ошибка, – говорит Гаринати. – Я его только ранил.

– Но он от этого умер. Вам повезло.

– Может быть, газета ошиблась?

– Успокойтесь, у меня есть свои осведомители. Даниэль Дюпон умер – чуть позже, чем нужно, вот и все.

Сделав паузу, Бона добавляет уже не так сухо:

– И все-таки это ты его убил.

Так бросают кость собаке.

Гаринати пытается получить объяснения; все это его не убедило, он хочет поделиться своими сомнениями. Но начальник уже устал от бесконечных «наверно» и «может быть» этого слабого человека.

– Ну хватит, знаете ли. Не будем больше об этом, раз все уладилось.

– Вы нашли этого Уоллеса?

– Я знаю, где он ночевал.

– Чем он занят сегодня утром?

– Сегодня утром надо было…

– Вы его упустили. И не напали на его след?

– Я должен был прийти сюда и…

– Вы опоздали. Но, так или иначе, у вас в запасе еще несколько часов. Где и когда вы теперь рассчитываете его найти?

Гаринати не знает, что ответить.

Бона недружелюбно смотрит на него:

– Вы должны были прийти ко мне с отчетом еще вчера вечером. Почему я вас не видел?

Он хотел бы объяснить, почему оплошал, сказать, что не выключил свет, что не хватило времени… Но Бона не дает ему такой возможности, он резко перебивает:

– Почему вы не пришли?

Именно об этом Гаринати и собирался рассказать, но как можно что-то объяснить человеку, если он не хочет тебя слушать? А начать надо с этого выключателя, из-за которого все и случилось: Дюпон включил свет слишком рано и заметил его до того, как он успел выстрелить, поэтому он и не…

– А что он уже успел, этот Уоллес, которого нам прислали?

Гаринати рассказывает, что ему известно: комната в кафе «Союзники», улица Землемеров; утром вышел очень рано…

– Вы его упустили. И не напали на его след?

Но это просто несправедливо: ничто не позволяло предполагать, что он уйдет так рано, а попробуй-ка найди в таком большом городе человека, которого прежде никогда не видел.

Да и какой смысл следить за этим полицейским, разве он сможет сделать что-то лучше других? Может, пора обсудить задание на сегодняшний вечер? Но Бона это как будто не к спеху, он делает вид, что не слышит. Гаринати все же не унимается: он хочет исправить свою ошибку, вернуться в дом к Дюпону и убить его.

Бона, похоже, удивлен. Он отрывает взгляд от горизонта и всматривается в собеседника. Затем наклоняется к портфелю, открывает его и вынимает оттуда сложенный лист:

– Вы не читаете газеты?

Ничего не понимая, Гаринати протягивает руку.

Даже шаги его звучат иначе: теперь они усталые, почти безвольные; в них больше нет уверенности. Их звук постепенно затихает на лестнице.

Далеко-далеко, среди серо-голубых крыш и труб, почти сливаясь с ними, потому что движения на таком расстоянии незаметны, двое мужчин – возможно, трубочисты или кровельщики – готовятся к раннему приходу зимы.

Слышно, как на первом этаже захлопывается дверь подъезда.

2

Язычок замка, щелкнув, возвращается в паз; в то же мгновение створка двери тяжело ударяется о дверную раму, и вся деревянная конструкция начинает с шумом сотрясаться, пробуждая неожиданный резонанс в створках и косяках соседних дверей. Но эта сумятица затихает, едва начавшись, и в тишине улицы слышится нежный свист, как от вырывающейся наружу тоненькой, но непрерывной струйки пара, – должно быть, звук идет из мастерских напротив, однако он так быстро разливается в воздухе, что его источник трудно определить – настолько трудно, что в итоге кажется, будто у тебя просто звенит в ушах.