Битва с Гунульфом вышла ожесточенная. Три дня назад к стенам Хольмграда подошла пятитысячная армия брата Эсы. Он сходу осадил город и потребовал голову Гостомысла в качестве дани, иначе он грозился сжечь город. Отца, к счастью, здесь не оказалось, он был на озере с рыбаками. Когда Гунульф узнал об этом, он с сотней своих варягов умчался на поиски Гостомысла. Здесь нужно отметить, что любовь и преданность словенов к отцу безмерна, поэтому, когда сотня врагов нашла рыбаков, один из словенов выдал себя за отца. Гостомысла же держали и пресекали его попытки выдать себя. К чести Гунульфа можно сказать, что он не стал глумиться над якобы Гостомыслом, а просто срубил ему голову. Своим псам он приказал убить свидетелей расправы. Отец получил удар топором в ключицу и рухнул как подкошенный. Возможно, именно болевой шок и спас ему, в итоге, жизнь.
Гунульф, вернувшись с расправы над предполагаемым Гостомыслом, приказал захватить и разграбить Хольмград на следующее утро. Но битвы, как таковой не случилось, ночью кто-то открыл ворота города, а армия Гунульфа беспрепятственно захватила город. Жителей особо не трогали, если они не сопротивлялись грабежу. Воинов-хольмградцев рубили на месте. Снасильничав приглянувшихся девушек, варяги встретили утро в Хольмграде и ушли на север, растянувшись тяжелым и длинным обозом с награбленным добром. На прощание Гунульф отдал приказ сжечь город.
К счастью, выжившие жители смогли потушить основные здания, когда враги покинули город.
Я позвал всех выживших дружинников. Их оказалось всего двести тридцать человек из когда-то полуторатысячной армии. Большинство из них было ранено.
Разбив людей на десятки и назначив им одного руководителя, как правило, самого опытного дружинника, я раздал указания по восстановлению города. Десятками дружинников руководили десятники. Это звание было новым для словенского войска. Но, как выяснилось позже, такое разделение прижилось и, главное, понравилось дружинникам.
В первую очередь, я решил достать всех пострадавших из завалов, которые образовались в связи с обрушившимися балками сгоревших домов. Ага пригодился в качестве крана. Его силища была полезна и внушала уважение. Словены высоко оценили умения нашего немногословного Обеликса.
Всех убитых мы вывезли за город. Там было сложено огромное количество погребальных костров. Тело Руяны лежало в середине этой процессии. Я еще долго буду вспоминать этот ужасный запах сгоревшей плоти. Изначально я хотел предложить закопать трупы, но Эса меня отговорила. Якобы это может не понравится тем, кто считает, что душа не сможет покинуть тело и попасть в Ирий.
Каждое утро я собирал свою команду и распределял текущие дела. Эса была назначена временным воеводой. Это некоторым не понравилось, но когда она вызвала всех недовольных на поединок, разбивая в пух и прах каждого дружинника, ворчание поутихло.
Аршак провел инвентаризацию имеющегося имущества и ценностей. Мой казначей запустил свою лапу в пустую казну города. Кстати, мой с дядей схрон с сокровищами не был обнаружен. Посовещавшись с дядей, решили не трогать ценности, но достать всю имеющуюся наличность, которая перетекла в руки Аршака.
Моя жена была помощником Забавы, поэтому не у дел никто не остался. Раньше я думал, что руководить людьми легко и просто, но когда взял на себя ответственность по управлению целым городом, то начинаешь осознавать тяжелое бремя управленческих решений. Сложностей никогда не становится меньше, наоборот, они увеличиваются в геометрической прогрессии.
– У нас проблемы с едой, – сообщила Эса на одном из утренних совещаний, если через неделю ничего не изменится, то будем жить только на рыбе с озера.
– Что говорит дядя? – я задумался.
– Он вчера уехал на запад, к племени водь и пока не вернулся, поэтому еще не знает об этом, – ответила воительница.
– Хорошо, что посевы Гунульф не сжег, – заметил Аршак, на что Эса кивнула.
При упоминании этого имени я непроизвольно поморщился.
– Дождемся дядю, попросим соседей поделиться едой, – решил я, – А что у нас с восстановлением стен?
– Наняли две сотни рабочих с ближайших деревень, – ответил Аршак, – поврежденные здания восстановим в течение десяти дней.
– Отлично, – я довольно потер руки, – Забава, сколько у тебя дружинников на поправку идет?
– Тридцать восемь варягов, – ответила одноглазая девушка, – еще около сорока в тяжелом состоянии.
– Эса, у тебя скоро будет в подчинении три сотни варягов, – воительница кивнула, – Выбери трех самых толковых на должности командиров сотен.
– Сотен? – Эстрид приподняла бровь.
– Да, – ответил я, – пора реформировать армию. Ты станешь воеводой-тысячником, а в твоем подчинении будет три сотника, у сотника – десяток десятников, а у десятника – десяток бойцов, – я улыбнулся красотке.
– Твой отец вчера вечером вызвал меня к себе, – заявила Эса, – вернее, вызвал-то он воеводу, а явилась к нему я.