А еще я узнал, что после вече, Умила завтра уплывает к своему мужу, поэтому я останусь без гида. Эта новость меня расстроила, я уже проникся, никогда ранее не испытанными, братскими чувствами. А вече, на которое меня позовут, как сына словенского вождя, будет по вопросу похода на Гунульфа. Гунульф – это тот мужик, который напал на моих «братьев» и чуть не прибил моего реципиента.
Пир продолжался достаточно долго, молодежь играла в какие-то забавные игры, а люди постарше вкушали разнообразную еду. Столы ломились от изобилия. В моем веке такого разнообразия нет, как в это время. Играла красивая музыка – такую у нас называли этнической, а здесь она считается современной.
Довольно быстро я устал, тело от ранения еще не оправилось. Умила помогла дойти до моей избы. Пожелав доброй ночи и чмокнув меня в щеку, она побежала назад. Этот день наконец-то закончился. Уснул я быстро, размышляя о том, как же сделать так, чтобы все поверили в мою смерть. И я нашел выход. Но это уже завтра.
Глава 2
Второй день в Новгороде, или как здесь его называют, Хольмграде, начался с того, что меня наглым образом разбудила сестра. Эта наглая рожица умудрилась поднять меня ни свет, ни заря. Серьезно! На улице было еще темно, а рассвет только-только алел на горизонте. Она еще назвала меня «захухря». Как я потом понял – это переводится как «нечёса». А с моими волосами что-то действительно надо делать – обстричь их или в узел завязать. Вчера не до бытовых моментов было.
Умила решила этот вопрос легко. Она завязала их в хвост. Жуть конечно, но пока лучше так. Когда сбегу отсюда можно будет отстричь на лысо, меньше сходства будет с Ларсом.
Умывшись и одевшись в тот же, вчерашний, нарядный кафтан, меня потащили в дом старейшин. Это здание было самым высоким в городке, в нем проводилось вече, свершались таинства и многие обряды. Не сложно догадаться, что все это мне напела птичка по имени Умила. Она, видимо, близко к сердцу приняла мою потерю памяти.
Удивительно, но люди уже проснулись и занимались своими повседневными делами. Вот кузнец разжигает горн, а на площади викинги начинают тренировочную разминку с топором и щитом. На пристань идут рыбаки с сетью. Возле идола жрец прибирается. Солнце еще не встало, а племя уже бурлит работой. Нет, надо бежать отсюда. Я же сова, а не жаворонок. К такому я не привыкну никогда.
Войдя в дом старейшин, я был немного поражен. Зал старейшин был великолепен. Изобилие резных украшений и декоративных элементов интерьера, которые можно только в музее увидеть, радовало глаз. Красочные и насыщенные цвета заставляли с благоговением относиться к окружающим предметам. В центре огромного помещения находился добротный стол, возле стен – лавки. У стола стоял светец – это подставка для лучины, видел как-то в музее. Славянские орнаменты были везде. Они украшали и окна, и мебель, и даже потолок.
– Сын, ты будто впервые видишь все это, – прогромыхал голос Гостомысла.
Подобрав челюсть и стараясь не пялиться на окружающие предметы, я направился к отцу. Он сидел за столом, за раскрытой огромной книгой, напряженно вглядываясь в меня.
– Так и есть. Я не помню многое, что кажется для других обычным, поэтому извини меня, если вдруг мое поведение будет казаться странным.
– Ты не вспомнил ничего? Не помнишь бой? Своих братьев? Как все произошло, их смерть?
– Прости, не помню, – растерянно проблеял я.
Он указал на лавку. Я сел возле него.
– Сын, я знаю, что плохо относился к тебе, не следил за твоими успехами в ратном деле, не обращал на тебя внимания.
Вот это поворот. Получается, Ларс не очень то и любим отцом.
– Я жил надеждами, что Сигурд поведет наш народ к величию. Ты помнишь Сигурда? – отец с надеждой пригвоздил меня взглядом.
– Очень смутно, будто во сне.
Я не рискнул разочаровать своим незнанием этого поистине легендарного человека.
– Твой старший брат был моей надеждой на процветание словенов.
Вот так-то. А Ларс? Этот человек выделил старшего сына и забыл про других своих детей? Не мне его судить. Я то – попадашка. Я не Ларс. Я – Игорь.
Словно прочитав мои мысли, Гостомысл нахмурился.
– Я был не прав. Не должно отцу выделять средь своих детей лучшего.
Спасибо, утешил. Лучшего? Он даже не понимает, что говорит. То есть лучший погиб, а остался Иванушка-дурачок? Ларс? Я начал заводиться. Меня начинает напрягать эта ситуация.
– Умила сказала, что ты позвал меня на вече, как своего наследника. Это так? – я решил сменить тему, пока не наговорил лишнего.
– Так и есть. Ты – единственный мой сын. На вече будем решать, когда идти в поход на Гунальфа. И я хотел бы, – Гостомысл чуть приосанился, – чтобы ты повел наших воев и отомстил за братьев и всех погибших словенских воинов.