Ларс

И вот здесь, не понятно где, есть девушка, считающая меня своим братом, искренне переживающая за мою «потерю» памяти. И это двоякое ощущение. С одной стороны – радость от осознания «нужности», с другой – горечь и обида за то, что это все не к тебе, к Игорю, а к кому-то другому. Я – самозванец, подкидыш в тело человека, которого так искренне любят и переживают за него. И что мне теперь делать? Как себя вести?

– Ты совсем ничего не помнишь? – пробормотала девушка, чуть отстранившись от меня.

– Нет. Ничего.

– Тебя зовут Ларс, – начала девушка, вглядываясь в меня будто пытаясь найти отклик на свои слова, – ты сын вождя всех словенов, Гостомысла.

Девушка надеялась на то, что я покажу признаки проснувшейся памяти, но, видимо, разочаровал свои молчанием. Ее рассказ потряс меня и выбил почву из-под ног.

Как оказалось, я – Ларс, один из сыновей вождя или князя Гостомыла. Три других сына – Сигурд, Торвальд и Гуннар – погибли в морском сражении. Я единственный выживший. А девушка, что все это рассказала – моя сестра Умила. Сейчас я нахожусь в Хольмгарде, столичном граде словен. Воевали мы против какого-то северного вождя Гунульфа, который стал кровным врагом моего «отца» Гостомысла. Меня нашли рыбаки на берегу залива и привезли сюда вчера.

Вся эта история меня сильно напрягает. При этом, создаётся ощущение, что я что-то упускаю. Кажется, будто я действительно что-то забыл. Что-то знакомое. Нечто важное.

– Какой сейчас год? – решился я задать мучающий меня вопрос.

– Шесть тысяч триста тридцать четвертый от сотворения Мира, – на автомате ответила Умила, удивленно распахнув глаза.

Итак, судя по всему, я попал в прошлое. Летоисчисление старое, еще до принятия Русью христианской религии. А христианство Русь приняла в 988 г. Эту дату я помню. Следовательно, я во временном периоде до 10 века. Давай, Шерлок, вспоминай, разницу между старым летоисчислением и новым. Мозг пытался натужно разогнать свои мощности, но не знаю я как высчитать текущий год. А единственные даты, которые я запомнил из школьной истории Древней Руси до 10 века, это 988 г. и 862 г. – приглашение Рюрика на княжение.

И тут меня второй раз озарило. Гостомысл! Он жил в первой половине 9 века. Это тот мужик, который пригласил Рюрика на княжение. И пригласил он его из-за того, что все его сыновья погибли. Все сыновья! А я – выживший его сын. И теперь Гостомыслу нет смысла приглашать Рюрика. И не будет династии Рюриковичей. Не будет объединения славянских племен под одну руку. Не будет Руси, как таковой. И что же делать? Разум мечется в панике.

Видимо, борьба эмоций отразилась на моем лице, так как Умила вскочила, запричитала, и выбежала из помещения.

Итак, надо рассуждать логически. Если Рюрика не призовут, то русского государства не будет. На сколько верно это умозаключение? Неужели не будет иного объединяющего фактора для славянских племен? Я не историк, поэтому не могу сказать с уверенностью о возможности становления государства. В то же время, если у Гостомысла не будет сыновей, то к Рюрику он может обратиться с приглашением на княжение. Значит, чисто теоретически, я могу умереть в ближайшее время и освободить Рюрику путь к трону. А есть ли Рюрик вообще? Тоже не ясно, так как не определился со временем попадания. А может мне самому занять место Рюрика? Нет, даже думать не хочу об этом. Пресловутый эффект бабочки говорит о том, что все кого я знал в двадцать первом веке исчезнут. А исчезнут ли? Может я в параллельную вселенную попал. Зачем мне эти моральные муки? Инсценирую свою смерть, если совсем припечет и все будет хорошо. Возможно.

Терзаясь сомнениями о своем будущем, не заметил, как в комнату вошли Умила и высокий седовласый здоровяк. Наверняка это Гостомысл! Никто иной не мог быть с таким властным взглядом и уверенной походкой. Широкие плечи и несколько рубцеватых шрамов на лице говорили о нем, как о воине. Рассветные лучи, проникающие через единственное окно, освещали волевое лицо с глубокими ясными глазами. Тонкие губы и горбатый нос придавали лицу хищное выражение.

– Сын! – прогудел Гостомысл.

Он подошел ко мне и рухнул на колени. Даже после этого он был выше полулежащего меня на полголовы. Схватив в охапку мое тщедушное, по сравнению с своим, тело, он пробасил о радости и гордости за меня. Умила присела на краешек кровати.

Знакомство с отцом тоже как-то меня зацепило. То ли время такое, где чувства и эмоции буквально ощущаются кожей, то ли семья, в которую я попал очень импульсивна и чувственна по отношению к своим родным. Гостомысл – противоречивая фигура для меня сейчас. Он – историческая личность, к которому относишься с благоговением. В то же время, его неподдельная радость от осознания того, что я жив, меня подкупает и заставляет уважать Гостомысла как отца и человека. И я заметил, что начинаю осознавать себя частью его семьи. Человеческая психика удивительна. Она адаптируется под любые обстоятельства, видимо, для того, чтобы человек просто не сошел с ума.