Ларс III (СИ)

Конечно, использование биологического оружия вызывает моральные муки. Наверное. К тому же, такое оружие имеет потенциал тяжких последствий и не контролируемых эпидемий, что увеличивает страх перед его использованием. Да, использование биологического оружия нарушает моральные принципы и нормы. Решение о применении биологического оружия представляет собой дилемму, которое требует взвешенного подхода, серьезного морального размышления и понимания возможных последствий. И прочие «бла-бла», но в средневековье не выработано международных норм и конвенций, регулирующих военные действия. Это время сильных. Время, в котором Триумвирата быть не должно.

Возможно история знает кучу примеров, где оправдывалась та или иная жестокость, но я даже не хочу терзаться никакими муками. Не я такой — эпоха такая.

— Царь-батюшка, отведай завтрака, — позвал меня Умка, выходя из шатра.

Малец освоился, стал более уверенным, приоделся. Он научился ладить с Агой. Иногда мне кажется, что мой Обеликс лучше общается с окружающими будучи немым, чем некоторые при наличии языка.

— Спасибо, Умка, — поблагодарил я мальчишку.

Завтрак был простой, но сытный: овсяная каша, вареные яйца, сыр и хлеб с маслом. Радомысл и Буривой помогли прикончить продукты на столе. Запивая съеденное морсом, дядя, как бы ненароком, спросил:

— Так все же, чего удумал ты с лекарем?

Любопытство гложет старика. Взметнувшиеся вверх брови дедушки Буривого показали и его интерес в вопросе.

— Всему свое время, дядюшка,- отмахнулся я от пытливых взглядов.

Закончив с завтраком я направился к Эду. Мне самому было интересно, как он собирается осуществить свой замысел.

Пример, которые привел Метик, про бросание инфицированных тел погибших от заразных болезней в обороняемые крепости или города противника, был не единственным способом применения биологического оружия. Иногда воины могли закинуть на территорию противника заразных животных, такие как крысы с бубонной чумой, чтобы вызвать болезнь у вражеского населения. Помнится, в средние века также знали о некоторых ядовитых веществах, которые могли использоваться для отравления воды или продовольствия противника.

В любом случае все это сопряжено с высоким риском для тех, кто применяет такое оружие, так как болезни могли не только затронуть врагов, но и атаковать собственных солдат.

Я понимаю, что так нельзя делать и ни в коей мере себя не оправдываю. Мне очень хочется познакомиться с вражеским руководителем. Такая грамотная оборона вызывает уважение.

Не дойдя до лекаря, я решил изменить первоначальные планы. Пусть Эд сам возится с этим грязным оружием. Я же решил еще раз попробовать провести переговоры с осажденными. Меня сопровождал вездесущий Ага и Умка. Отправив последнего к дяде, я организовал небольшую делегацию переговорщиков. Умка прилетел на Дастане, в сопровождении Радомысла и Буривого.

Обрисовав вкратце свои «хотелки» по переговорам, мы направились в сторону города-крепости. Обстрел Лукой прекращен. Ага выдвинулся вперед на могучем жеребце. Мой телохранитель держал копье с нанизанным белым флагом переговоров, словно знамя. Радомысл и Буривой на конях сопровождали меня по бокам. Они вполголоса обсуждали бесполезность моей затеи. Еще вначале осады попытка переговоров была провалена. Осажденные просто обстреляли стрелами переговорщиков. Даже через несколько дней они не дали возможности договориться о том, чтобы убрать немногочисленные трупы наших воинов.

Подъехав на достаточное расстояние, мы остановились. Ожидаемо в нашу сторону полетели стрелы. Я чуть выдвинулся вперед. Ага воткнул копье в землю тупым концом древка и приготовил щит, чтобы защитить меня от шальной стрелы.

— Я хочу поговорить с тем, кто ведет оборону города, — прокричал я.

На стенах Корсуни забегали. Через пару минут появился воин.

— Чего тебе надо, козел? — прокричали с легким южным акцентом.

Я немного опешил от такого обращения. Мои сопровождающие разразились гневными тирадами. Особо разухарился Буривой. Мне даже понравились некоторые его словесные конструкции, взял на заметку. Я с трудом успокоил дядю с дедом. Ситуация была смешной до абсурда.

— Ты смел, юноша, — прокричал я спустя время, — твоя смелость только на стене появляется? Коль так, то жаль. А если все же смелости хватит, то выйди ко мне и поговорим как добрые воины.

М-да. Не так я представлял себе переговоры. Скатился до банального: «Выйдем? Проговорим!?» вместо конструктивного диалога. Я наивно предполагал, что прокричу умному полководцу приемлемые условия передачи крепости, сохранение жизни всем воинам и жителям. Даже готов был отдать все добро, которое они смогут увезти. Ведь столь грамотная оборона говорила о уме руководителя. А меня козлом назвали. О времена, о нравы!

Шум и суета на стене привлекли внимание от моих размышлений. Осажденные скинули со стены толстую веревку, по которой слезло пять воинов. Ворота не открыли — еще один штрих в пользу осажденных, говорящий о уме полководца. Подстраховались.