Ларец Самозванца

-Не убил! – возразил, вставая с колен, мессир Иоганн. – Я – хороший лекарь! Я спас ему жизнь... а раньше, спас он! Ты есть очень умелые руки, Мариус! Твоя повязка спасла ему жизнь, как прежде твой удар – чуть не отнял! Чуть-чуть правее, и ты пробил бы ему почку!

Пан Роман стоял молча, мрачно о чём-то размышляя. Потом кивнул, словно бы что-то для себя решив.

-Клим, Андрей, Людвик... И, конечно, ты – пан Анджей! Поговорить надо! Марек, постой пока здесь...

Отошли... Клим Оглобля, Андрей Головня и Людвик-пушкарь, три самых уважаемых воина в отряде, вместе с двумя панами встали в небольшой кружок.

-Кто что думает?.. Да погоди ты, пан Анджей! Твои мысли нам ясны! Ты что-то хотел сказать, Андрей?

-Да! – кивнул тот. – Я верю Мареку! Мальчишка, конечно, избалован тобой, господин... но он не подлец! Я верю ему, когда он говорит, что был честный поединок. Другое дело, как он повернулся потом... И почему удар нанесён не саблей, а кинжалом. Марек не дурак, под самый палаш не полез бы! Да и не думаю, что он собирался ударять всерьёз... Боюсь, что там что-то случилось. Уже во время поединка... Эх, если бы Яцек очнулся!

-Я знаю, из-за чего поединок! – внезапно сказал Людвик. – Вернее, из-за кого! Всё бабы, чтоб им... Они оба в Зарину влюблены! Наверняка из-за неё драка была!

-Это верно! – поддержал его, покручивая рыжий ус, Клим Оглобля. – Марек давно порывался Яцека проучить... Так что зачинщик всё же он! И потом, даже если это и был поединок, сейчас ему не место и не время. Если оставить его без последствий, это будет неправильно. Но и слишком сурово наказывать нельзя. Если каждого шляхтича наказывать за то, что обнажил саблю, Речь Посполитая сгинет! Нет, наказать надо, но не так, чтобы Марек от этого наказания себя героем обиженным возомнил... а так, чтобы он понял свою вину!

-Удивительный ты человек, Клим! – хмыкнул Андрей Головня. – Это что ж получается... Если Марек прав, нам не за что его наказывать! Если же виновен, наказать надо по всей строгости. Нельзя половинным наказанием обходиться. Чревато это! Недобрым будет итог...

-А кто говорит – половинным? – удивился Клим. – Просто нельзя мальчишку как воина наказывать! Или ты предлагаешь его считать за двадцатилетнего? Так ему – всего четырнадцать! Плетей ему дюжину всыпать, чтобы сесть не мог, вот и вся недолга!

-А за Яцеком поручить Зарине ухаживать! – дьявольская усмешка озарила лицо сказавшего это пана Анджея. – Чтобы невинно обиженным времени себя почуять не было.

Пан Роман задумался... Марека он любил, но любя – требовал с него как с самого себя. Сейчас у него даже мысли не мелькнуло – прикрыть его, оборонить от наказания или хотя бы смягчить его. И единственный довод в оправдание Марека – ведь он не бросил, донёс Яцека до лагеря, так и остался не сказанным.

-Марек! – решительно окликнул он замершего в отдалении отрока. – Ну-ка, пойди сюда!

Марек подошёл с явной неохотой. Встал в трёх шагах, с гордой рожей, на которой уже не различить было раскаяния за гордыней и страха за решимостью выдержать, снести любое наказание.

-Взять его! – коротко приказал пан Роман и Андрей с Людвиком быстро – не увернёшься и крепко – не вырвешься, взяли его под локти.

-Порты!

Прежде чем Марек успел дёрнуться, его распоясали и шаровары, настоящие казацкие шаровары, которыми мальчик так гордился, упали на траву.

-Ну, что, Клим! – мрачно улыбнулся пан Роман. – Ты предложил, ты и делай! Дюжину, как решили!

Клим на миг заколебался, но потом со вздохом взял и рук пана Романа протянутый им ремень. Добрый ремень, сыромятный... Таким самое то пороть... седмицу не заживёт!

Марек рванулся, но вырваться из рук палачей ему было не суждено. Каши мало ел! Его силой принудили лечь на траву, и звонко взвизгнувший ремень первый раз вспорол худой зад...

Марек не издал ни звука, за все двенадцать ударов – ни разу. Вжавшись лицом в мокрую от слёз и крови из закушенной губы траву, он лишь вздрагивал всем телом, когда ремень ровно и аккуратно ложился на задницу, каждый раз оставляя остро болевший рубец. Клим не щадил, но и не мучил чрезмерно – бил ровно, в одну силу, не собираясь пропарывать кожу до костей и не намереваясь оставлять розовые, быстро заживающие полоски. Нет, все двенадцать шрамов заживут нескоро, а помнить о них Марек будет каждый день своей долгой, как он надеялся, жизни. Хотя бы потому, что сами рубцы до конца так и не сойдут.

Внезапно, удары прекратились, захват исчез.

-Всё, Марек! – коротко сказал Андрей и в голосе его отрок услышал нотку сочувствия. – Вставай!

Марек попытался встать, но спину пронзила острая боль и он, охнув, осел обратно на траву.

-Ты не перестарался ли, Клим? – раздался где-то рядом тревожный голос пана Романа.

-Нет... – возразил палач. – В самый раз!