Ларец Самозванца

-Я ведь могу и силой взять! – тихо, с явственной и нескрываемой угрозой, сказал вдруг он. – У тебя – десяток молодцев, у меня и сейчас – поболее полусотни здоровых! Даже и считать-то стыдно!

Настал черёд пана Романа играть желваками.

-Я рискну! – тихо, но твёрдо сказал он через некоторое время. – Положусь ну твою лыцарскую честь, да не порушу своей!

Кирилл криво усмехнулся.

-Зря ты это, пан Роман! – вполне дружелюбно сказал он. – Ну, ладно! Поговорили, да и хватит! Павло!

Стрелецкий полусотник последние мгновения сидел мрачным, насупленным. Повинуясь слову сотника, он вскочил на ноги. Его громовой рык мало чем уступал рыку пана Анджея... И от слов его мороз пошёл по коже.

-Стрельцы!!! – прокричал Павло. – Фитили пали!

И тут-то стало ясно, почему за столом было так мало здоровых московитов. Вовсе не потому, что их мало осталось. Просто два десятка стрельцов, голодных и трезвых, а потому – очень злых, просидели почти весь пир на двух протянувшихся вдоль зала открытых галереях. Галереи эти были подвешены под самой крышей, и с них простреливался весь зал. Судя по тому, что дымки оттуда пошли густо, наверху засели сплошь молодцы с огненным боем. Ну, и по сколько пищальных пуль приходилось на каждого из десяти бойцов, оставшихся под рукой пана Романа? А сколько его казаков способно было взяться за саблю с правильной стороны? После того, как было выпито две-три бочки доброго вина и один Бог знает сколько пива и браги?!

-Твою мать… - в бессильной ярости прошептал пан Роман. – Ах ты ж… предатель!

-Я – осторожный! – гордый собой, возразил Кирилл. – Потому за тобой и послали – МЕНЯ!

-Князь Михайла Васильевич плохих сотников не держит! – поддакнул Павло Громыхало. – А впрочем, ты, наверное, это уже понял!

Пан Роман промолчал…

4.

Сказать, что долго стояли так, всё же нельзя. Никаких сил не хватило бы, чтобы долго стоять. Все были слишком пьяны для того, чтобы долго сдерживаться. Оружие же никто не складывал...

-Постой-ка, сотник! – мрачно сказал пан Роман. – Прежде всего, я клянусь тебе, что узнал правду совсем недавно; незадолго до того, как вернулся в зал. Это – прежде, чем я скажу тебе правду.

-Какова же правда? – коротко взглянув на него, поинтересовался Кирилл. Рука его опасно напряглась на рукояти сабли.

-Ларец нашёлся! – бестрепетно взглянув ему в глаза, сказал пан Роман. – Я готов обменять его на свободу для боярыни Татьяны!

-Вот и верь после этого ляхам! – гулко хохотнул Павло, не забывая, впрочем, пристально следить за сидящим напротив Андреем Головнёй. – Ты ж перед иконой божился, сволочь!

-Если ты или кто-то ещё считает меня лжецом, я готов с саблей в руке постоять за свою честь! – угрюмо возразил пан Роман. – Клянусь всем, что для меня есть свято, клянусь собственной душой нетленной, я не знал, что ларец нашёлся! Мой отрок, Мариус, нашёл его в келье под чердаком. Он и не подумал сказать мне... да и сам узнал недавно. Не думаю, что ты не догадываешься о причинах его нелюбви к московитам, сотник!

Кирилл криво усмехнулся.

-Значит, ларец на бабу! – негромко подвёл он итог. – Что ж... Равноценный ли обмен, я судить не могу. Но ты, пан... Ты-то как будешь жить, разменяв честь на любовь? Ведь ты слово своему самозванному царю давал!

-Давал! – угрюмо сказал пан Роман, заметно побледнев. – Клялся! Думаю, ТАМ, потом, мне припомнится это. Но... Я не могу предать и Татьяну! Неужели ты, сотник, сам благородных кровей поди, не понимаешь меня?!

-Нет, не понимаю! – честно признался Кирилл. – Баба, она и есть – баба! Другое дело – мать там, сестра, дочь... Жена, в конце концов! Хотя жену можно и новую обрести, а мать – вряд ли. Ну а тебе-то чего честь свою поганить? Ради чего? Ради того, что через несколько лет истает как дым от огня? Ради её, которая лет через десять превратится в дряхлую, загнанную кобылу, не достойную и взгляда в свою сторону? Ты ради неё слово рушишь? Ну...

-Марек! – бледный и решительный, громко окликнул отрока пан Роман. – Марек, неси сюда ларец!

Марек был недоволен. Очень недоволен! Но спорить сейчас с паном Романом было совершенно бесполезно. К тому же, с галерей по-прежнему пристально следили за литвинами чёрные зрачки пищалей. В таком состоянии порыпаешься, пожалуй!

Марек искусал себе все губы, пока шёл до дверей. Казалось, идти медленнее нельзя... И он всё ждал, что господин остановит его, скажет, что пошутил. Нет, ну нельзя же так быстро сдаваться! Лучше погибнуть с честью, чем жить в бесчестье. Пусть об этом бесчестье никто не узнает... Но сам ты будешь знать! И как же жить дальше?!

-Я помогу тебе, Марек! – предложил Яцек.

Марек только коротко кивнул. Помогай... ларец и впрямь тяжёлый...

Они вдвоём еле выволокли его из-под нагруженной утвари и, надрываясь, поволокли обратно.

-Тяжёлый! – процедил сквозь зубы Яцек.

Марек промолчал вновь. Для него сейчас тяжесть была в десять крат большей. Ещё бы! Ведь с каждым шагом к залу он приближал бесчестье пана Романа...

Сто двадцать шесть шагов оказалось до дверей в зал, услужливо распахнутых московскими ратниками – Марек считал. И ещё два десятка коротких, медленных шагов – до помоста.