Ларец Пандоры (СИ)

- Я боюсь его. Я помню, гибель Иоганна, не хочу оказаться на его месте.

- Мой отец тоже погиб. Я любил его, потому всё, чего я желаю, отомстить! Неужели Иоганн настолько вам безразличен?

- Чего ты от меня хочешь? - ирландец холодно посмотрел на Недведа. Арчибальд понял, что его вопрос попал в цель.

- Слушайте и запоминайте, - и Арчибальд пересказал Дени план англичан.

...

12 апреля 1935 года. Соединенные Штаты Америки, Нью-Йорк, Центральный парк.

Джеймс вышел из-за дерева и быстрым шагом направился к девочкам. Он был сам себе противен за то, что собирался сделать, но иного пути Сквайрс не видел. Первой его заметила Вика. Она удивилась, увидев в руках незнакомца бутылку и белую тряпку, повернулась к сестре, хотела окликнуть Наташу. Джеймс побежал, за мгновение догнал Вику. Она коротко вскрикнула, Сквайрс прижал смоченную хлороформом тряпку к её лицу. Девушка обмякла, упала на мокрый снег. Наташа увидела это, пришла в ужас, закричала. Сквайрс кинулся к ней, она попыталась убежать, но обувь, предназначенная лишь для неспешных прогулок, подвела Прохорову. Джеймс настиг Наташу. Она стала сопротивляться, Сквайрс повалил её на землю и с трудом прижал тряпку к лицу. Наташа пару раз слабо ударила Джеймса рукой и уснула.

Сквайрс встал на ноги, стряхнул снег с колен, огляделся. Похоже, его никто не заметил.

- Освальд, скорее сюда, - позвал Джеймс напарника. Освальд, стоявший на стрёме, выскочил из своего укрытия.

- Бери младшую, тащим их к машине, - распорядился Сквайрс.

Джеймс поднял Наташу на руки и засеменил по одной из тропинок выглядевшего заброшенным парка.

...

12 апреля 1935 года, вечер. Соединенные Штаты Америки, Нью-Йорк.

Солнце медленно катилось к горизонту. Из жёлтого оно становилось оранжевым, окрашивалось в бледно-красный, розовый, а затем и алый цвет. Последние косые лучи рассекали воздух, согревая жителей города, который никогда не спит. Некоторые смотрели на закат с надеждой, предвкушая грядущее, другие с тоской, печалясь об уходящем, а третьи просто наслаждались зрелищем, живя здесь и сейчас. Но в самые последние секунды, когда на горизонте становилось различимым неясное пятно, каждый уходил в себя, на мгновение позволял отвлечься от созерцания величия природы и погружался в царство своих мечтаний.

А когда солнце скрывалось за горизонтом, излишняя торопливость, городской шум и бьющая ключом жизнь сменялись размеренностью, затишьем, сонливостью. Где-то семья собиралась за общим столом, воздать благодарственную молитву за хлеб, который им предстояло разломить, где-то влюбленный парень крутился под окнами своей невесты, а где-то отчаянные грабители дожидались очередной жертвы. Жизнь продолжается, хоть и теряет в темпе.

Карл Эмберх задумчиво глядел на Нью-Йорк с балкона своей квартиры. Он размышлял обо всех этих людях. Единственная радость в их тихой, незаметной жизни - это завершение дня, когда заботы позади.

Эмберх невольно вспомнил своё детство. Юноша из рода прусских юнкеров, небогатый, но сообразительный, некрасивый, но обаятельный, он вынужден был много работать и точно так же радовался завершению дня. Когда он поступил на службу в армию, с ностальгией вспоминал о юношеской поре. Как никто другой он с самого детства познал значение неотвратимости событий, зависимости жизненного пути от несчётного числа факторов. Поэтому не разделял горделивости своих сослуживцев, кичившихся происхождением, своими задатками, достижениями. Сослуживцы представлялись Эмберху тщеславными дураками. Происхождение лишь случайность, задатки достались от природы, достижения обуславливались удачей.

Карл не верил в то, что человек хозяин своей судьбы. Поэтому если представлялся редкий шанс предотвратить несправедливость, исправить собственную ошибку, не стоило гнушаться в средствах - цель их всегда оправдывала. Эмберх смотрел вперёд и гадал, как распорядится судьба: позволит ему забрать шкатулку или снова обведёт вокруг пальца, повернувшись лицом к врагам немца.

Джеймс Сквайрс в это время тоже смотрел на Нью-Йорк и думал о разрушительной силе выбора. Правда, в отличие от Эмберха, не верившего в выбор, считавшего его насмешкой над самим существованием человека, англичанин видел в нём шанс, право проявить себя. Он ведь помнил Арчибальда Недведа, помнил, как зазнавшийся наглец устраивал дебоши на тихих улицах городка, упиваясь своей безнаказанностью. Лорд переживал за сына, винил в его ошибках себя. Джеймс даже вызвался "поговорить" с Арчибальдом по душам, дабы тот одумался. Правда, "разговор" так и не состоялся. А теперь молодой лорд держится за данное им слово, готов плюнуть на свою гордость, когда того требует необходимость. Джеймс не верил, что характер Арчибальда резко переменился. Нет, юношу изменил выбор, который тот совершал. Выбор позволил прозябавшему в провинции Арчибальду проявить те качества, которые были заложены в нём, но не находили точки опоры. Для того выбор и предназначался - он выявлял недостатки и достоинства, помогал разобраться в человеке. И Сквайрс благодарил Бога, за то, что тот придумал такую штуку как выбор.