Лапти

Но к нему нагнулся Никанор, быстро о чем-то зашептал. Алексей заулыбался и поднял руку.

— Минуточку.

Оглядел весь зал, сотнями глаз вопросительно смотревший на него, и, все еще улыбаясь, объявил:

— Прежде чем избрать президиум, я должен зачитать вам добавочный список лишенцев. Прошлый год по недоразумению, а может быть, еще почему, пользовались правом голоса некоторые граждане, которым место было в общем описке с урядниками, стражниками и попами. Сейчас мы их в этот список включили, а райизбирком утвердил. По добавочному списку права голоса лишаются следующие лица: Поликарпов Нефед Петрович… Как известно, он имеет маслобойку, арендует землю, держит батрака…

Некоторое время испытующе глядел в зал, потом снова взялся за список.

— Сам Нефед тут! — крикнул кто-то.

— Вот он, я! — отозвался Нефед. Не обращая внимания, что некоторые смотрят на него с усмешкой, другие с удивлением, замахал рукой: — Дайте слово…

Алексей перебил его.

— Нефед Поликарпов, слова вам не даю и прошу сейчас же покинуть собрание.

— Маненечко погодите, — вскинулась рыжая борода. — Как общее собрание.

— Еще кто? — раздался нетерпеливый голос.

— Лобачев Семен Максимович, — объявил Алексей. — Заслуги у этого гражданина те же, что и у Поликарпова.

Лобачев, давя народ и сам задыхаясь, заорал:

— Ка-ак? Меня? Погодь! Давай-ка мне…

— Третий, — продолжал Алексей, — Карягин Дмитрий Фомич.

Митенька сидел на скамейке и о чем-то разговаривал с Ефимом Сотиным. Вздрогнув, он оборвал свой разговор на полуслове.

— Постой, постой…

— …лицо, арендовавшее восемьдесят десятин земли…

— Позво-оль, — перебил Митенька. — У кого арендовал? У государства. Культурник я… А закон земельного кодекса…

— …которую обрабатывал наемным трудом, эксплуатировал бедноту… срывал хлебозаготовки. Как вредный элемент, разлагающий население…

— Чего-о? Граждане, какой я алимент?

— …как провокатор, — тем же резким голосом продолжал Алексей, — подкупивший нищего, чтобы тот агитировал против артели. Препятствовал землеустройству…

Из зала послышалось:

— Оставить Митьку!

— Арендовал у государства!

Алексей моментально преобразился. Словно кнутом его кто стегнул. Выпрямился и черствым голосом произнес:

— Карягина Дмитрия прошу покинуть собрание.

— Оставить его! — закричало несколько голосов.

Но Алексей, сожмурив глаза и ударяя кулаком по столу, раздельно, как приговор суда, читал:

— Всех перечисленных в списке лишенцев еще раз прошу оставить собрание… В противном случае придется силой вывести.

— Попробуй! — рассвирепел Лобачев, чувствуя поддержку, оказанную Митьке. — Попробуй. Откуда такая птица заявилась, чтоб нас, односельчан, выводить! Я тебя вот еще какого знал, — показал Лобачев кукиш. — Я тебя сколько раз у себя в саду захватывал! Забыл, как крапивой тебе всыпал? «Дядя Семен, прости Христа ради-и».

Краской облило лицо Алексея, запрыгала левая бровь. Злобно крикнул Афоньке, стоявшему возле сцены:

— Товарищ Копылов, прошу сейчас же, сию минуту вывести кулака Лобачева с собрания.

Непонимающими глазами уставился Афонька на Алексея и растерянно что-то забормотал. А кто-то, радуясь такому случаю, воскликнул:

— Эко дело! Ну-ка, работник, хозяина за шиворот!

Больше из любопытства поддержало собрание предложение Алексея, и стали просить Афоньку:

— Выведи его, толстопузого, выведи. Чего боишься? Народ тебя просит.

Афонька, не помня себя, не смея поднять глаз на хозяина, подвинулся к нему и умоляюще упрашивал:

— Семен Максимыч, ну, уходи… Коль такое дело, ну, уходи. Ведь не я, народ просит…

— Ты что, в вышибалы попал?

— Народ, говорю, а не я.

— Холуй ты, как есть! А ежели народ велит тебе, дураку, нож хозяину в горло запустить? Аль запустишь?

— Ей-богу запущу! — озлился уже и Афонька, сильнее дергая хозяина за рукав.

— Ну, тогда ты — сатана! — двинулся Лобачев к двери. — Зря я тебе выходной день дал. А вам я припомню! — погрозился он в зал.

За Лобачевым два парня вывели сухопарого Митеньку, который непрерывно кричал то о декретах, то о земельном кодексе и собирался кому-то на кого-то жаловаться.

— Аблакат, паралик его хвати, совсем расстроился, — заметила Прасковья.

Нефед, видя такое дело, незаметно пятясь, сам вышел.

Начался доклад Степки Хромого о работе сельсовета.

Вновь избранные члены сельсовета собрались на заседание. Председателем сельского совета избрали Алексея, заместителями Ивана Семина и Прасковью. Афоньке поручили комитет взаимопомощи. Вернулся Афонька к Лобачеву поздно. В избу не пошел, а, заглянув в конюшни, где спокойно жевали овес лошади, вышел оттуда и сел в поднавесе на бревнах. Сел и задумался.

«Хозяин прогонит, — где буду жить?»

Потом начал дремать.

— Вот он где! — раздался над ним голос.

Испуганно вскинул глаза. Перед ним стоял Карпунька. С крыльца звал Лобачев.

— Ты что там уселся? Иди ужинать.

Голос Лобачева не был сердитым. Виновато улыбаясь, не смея поднять глаз на хозяина, Афонька боком шмыгнул в избу.

В такую непогодицу созывали уполномоченных по хлебозаготовкам.

Лишь к обеду, весь промокший и измученный тряской дорогой, доехал Алексей до Алызовского райсовета.