«Продуктами коллективного хозяйства нужно обеспечить всех членов колхоза, независимо от количества вложенного труда».
Сердце мое изнывает от этого «независимо». Как же независимо, когда колхоз от вложенного труда зависит? И еще, в пункте седьмом инструкции, на кою сейчас злобно гляжу, зафиксировано:
«Продовольственные и фуражные продукты по установленным нормам выдаются всем колхозникам, независимо от затраты труда, положенного ими в колхозном хозяйстве».
Опять «независимо». Да ежели так пойдет, кто же, кроме дураков, работать будет? И мне как главе счетного дела, скорбно, если в одной трудкнижке вижу страницы — хоть стихи пиши, а в другой — и курице негде клюнуть. А хлеб на едоков поровну? По доходности, верно брошюра говорит, хорошо, доходность по числу трудодней и в денежных знаках. Но и хлеб тоже надо по трудодням. Излишек продать государству скопом. А ведь: «Не работающий да не ест», — и справедливость этой пословицы революция подтвердила.
И выступил я тогда с речью и начал сокрушать сердца, а свое в гневный трепет приводить.
— Товарищи, — начал я, сам глаза жмурю, думаю, как ударить дальше, — верно, распределять результат колхозной уборки — дело новое. Опыта нет, и ошибки легко допустимы. Например, сдельщина. Как уравнять и учесть безобидно? Взять косьбу овса. Комиссия постановила: шесть га на одну жнейку, на пятнадцать вязальщиц, трех таскальщиков, и за это шесть пудов. Условный трудодень жнейщику в цифре один и пять десятых, а остальным по дню. Ясно вам? Как же, держи рот шире. Что есть га? Га может быть и в двадцать телег, и в пятнадцать, и в десять. А плата всем одинаковая? Выходит так. Другое взять, не с га платить, а со снопов. И опять туман. С га можно навязать добросовестных снопов на двадцать телег, а можно и на сорок. Сноп снопу рознь. С молотьбой — там проще: с пуда, например, но и тоже есть запятая. Иной овес — одна солома с травой, и молотить его хуже, чем густозернистый. Ведь все зависит от урожая, а урожай от пахоты, сева, прополки. И мелькает у меня, товарищи, мысль: в будущем надо все поставить с пуда. И пахоту, и сев, и прополку, и обмолотку. Сейчас вам для разгона мысли поясню, как сделать: надо организовать твердые группы, подобрать людей и р-раз! — им участок земли. Паши, сей, поли, молоти и с него получай. И выйдет тогда — не уродила земля, виновата группа, плохо работала. И стараться будут, возделывать, навозить, и колос не терять, по карманам зерно не растаскивать. Верно говорю?
— Верно-о-о! Рассказывай, как урожай делить.
Переглянулся я с Бурдиным, Алексеем — они кивают на синюю брошюрку. Пожал я плечами, взял книжку, трясу.
— Колхозники! Конечно, урожай распределять мы будем так, как предписывает край. Придется выдавать норму всем работавшим и неработавшим. Но доходность от продажи излишков хлеба, приведя в исполнение все фонды, распределим по трудодням, и никаких едоков. Во всеуслышание лежебокам заявляю, что такое распределение произойдет в первый, он же и последний, год. Центр догадается, в чем дело, и все повернет по трудодням. Практика, товарищи, есть мать движения, как сказал один Архимед.
— Загнул! — крикнули мне, но я смущаюсь редко. Может, и не Архимед, а кто-нибудь другой, но лишь бы мыслями пронзить.
И я напишу в газету свое предложение. Недопустимо, мол, потакать лодырям и рвачам. Они, лодыри, на что пальцем указуют. Землю сдали. Да разве ихняя земля? Она государственная.
На этом речь я закончил. Начался вопрос о норме. Тоже канитель.
Норму так предлагали: справа, то есть голоса жадных — по шестнадцати пудов ржи, по четыре пуда пшена, по два пуда гороха, по пуду гречи, по два пуда овса на едока в год. Мы сразу забраковали такую вылазку. Но и слева тоже не дело: по девяти пудов ржи, пшена по два пуда и так далее, в уменьшенном виде. Эта норма явственно мала. После долгих выкриков пришли к единогласному решению: на каждого взрослого в год выдать двенадцать пудов ржи, четыре пуда пшена, пуд гороха и пуд гречи. Из овса дать только полпуда на едока. Это на кисель. Норма скоту особая, и она еще не проработана. Подросткам, кроме уменьшенной нормы ржи, остальное так же. А сколько канители пойдет с расплатой за продукты. У кого трудодни, тот легко расквитается и еще доход придется, а у кого, нет что с него возьмешь? Это хорошо в инструкциях писать, чтобы выдавать за наличные по заготовительным ценам.
— Нет, только за труд должно быть вознаграждение.
Жена что-то кричит. Не обедать ли?.. Ну, расписался нынче — спину ломит. Зато для истории ценно как итог колхозного года.
— Иду, иду! — это я Ольге кричу. Тоже для истории пригодится, как жена мужа обедать зовет и ругается хладнокровно».
Дорога в жизнь
Родственников у дяди Егора на четыре стола. В переднем углу Яшка, возле — пунцовая, завитая и слегка припудренная Настя. Она в розовой кофточке с шелковой вышивкой на груди, воротник кружевной. Сарафан голубой с двойной зеленой оборкой.
У Федора, Яшкина отца, лицо сияющее. Он рад тому, что сын Яшка возвращается в дом, и не один, а с женой.