Лапсердак

В метро на красной старейшей ветке всегда много людей; в понедельник, четверг и пятницу на ней можно было встретить Сергея Борисовича. Я встречал его, всегда стоящим без гаджета и книги. В вышеупомянутые дни он также ходил по парку университета и отвечал на вопросы редких интересующихся. Может быть, мне и было у него чего спросить, но я этой возможность не воспользовался. Четверг – отличный день, наверное, лучший: он предвосхищает пятницу и закат недели.

В предпоследний четверг июня двенадцатого года Сергей Борисович стоял у зеркала в клетчатой кепи и шейном платке; это был последний день перед летним отдыхом. Потертая кожаная коричневая сумка на магнитных заклепках лежала на табуретке на расстоянии вытянутой руки. В сумке была книжка, на которой красными буквами написано лаконично: «Электродинамика». Она принадлежала пилотной серии, выпущенной Сергеем Борисовичем в размере ста экземпляров и провалившейся в прокате. Размер книги не превышал размера среднестатистического французского романа о милом мужике крепкого телосложения, пробивающегося путем обольщения целомудренных девушек в высший свет.

В университет пришли даже те, кто не имеет подобной привычки. Студенты носились от корпуса к корпусу, делали вклад в деформацию дорожек и многовековых ступеней. Я сидел в маленькой аудитории с четырехметровым потолком и белыми стенами, ожидая пару. Опустил голову на стол и почувствовал связь с приклеенными торцевыми жвачками. Явились сны, но по мере затихания фонового шума, они сбегали, как внимательные слушатели во время финального тутти. Выпрямившись и стряхнув остатки прилипшего к одежде сна, я оказался свидетелем последней лекцией Сергея Борисовича. Помню гордую позу, погоду за окном и помню, что у Сергей Борисовича ни одного патетического слова не слетело с уст, хотя он знал наверняка, что больше он в эту аудиторию не ступит, а уедет на дачу.

В дороге 2

Как ехал Сергей Борисович, так и едет, только вот уже подъезжает. На уличном столбе аисты вьют гнездо, их птенцы играют, полевые мышки, объединившись с кротами, делают подкоп под столб, пытаясь нарушить пищевую цепочку. Одноэтажный деревянный дом светло-коричневого цвета с немного подсевшим фундаментом виднеется за тонкими березками. Сергей Борисович глушит машину и, оставив весь свой немногочисленный скарб, отправляется в маленький березовый лес, каждый шаг под ногами щелкают ветки. Создается визуальное впечатление, словно он идет по маслянистому застревающему в протекторе обуви чернозему, слегка проваливаясь на каждом шагу – проблема же в износившихся коленных суставах.

Ступив на тропинку, выложенную им пару лет назад собственноручно из дореволюционной плитки, местами обколотой и ведущей к калитке, едва способной сдержать физически развитого заключенного детского сада, останавливается. Калитка и дверь в дом приоткрыты. Сергей Борисович не боится призраков прошлого, он, по правде говоря, ничего не боится. Входит. Табуретка у входа на месте, зеркало на месте, узкая кровать на стальных ножках, виднеющаяся из прихожей, на месте. Короткошерстный ковер с восточным узором, практически потерявший цвет, не испачкан. Сергей Борисович, невзирая на возможную опасность, решил дать фору злодеям: ступает громко насколько возможно. В углу лежит крупная старая седая заросшая овчарка. Щенком она на иждивенческих началах бывала на даче. Сергей Борисович присаживается на кровать, чешет затылок, смотрит на собаку и успокаивается. Крупный, агрессивный, нечистоплотный город позади.

P.S: А я иду на работу

Рассказ-трагедия: «В харчевне»

Введение:

За столиками с первого по пятый сидели парочки – самые неустойчивые общественные формирования, фортепиано строило, что, наверное, и стало причиной трагедии. За шестым – Мрачный тип.

Глава 1

День среды. На витрине в большой тарелке лежали свежие, обкуренные дровяной печью булочки, порозовевшие от пристального внимания людей в очереди. За баром делают разнообразные напитки на основе кофе и чая трое, в меру жизнерадостных и уставших от вчерашнего пятнадцатичасового дня, ребятушек. На стене напротив висят благодарственные письма, фартучки на продажу. Уборная же, обшитая изнутри стальными листами, достаточно грязная. Официантка-нимфа, с распущенными, иногда попадающими в тарелки волосами, на громадной скорости порхает по зале, собирая пирамиду из тарелок и чашек на своих нежных руках, и исчезает на кухне. Нельзя сказать наверняка вернется ли, ибо каждый раз она уходит будто на передовую, и волосы растрепываются пуще прежнего.