Лали

После нашего возвращения жена просила никогда больше не предлагать ей ехать в Индию, разве что, уточнила она, настанет день, когда мы пресытимся комфортом и захотим самой простой жизни среди самых простых людей. Лично я совсем не уверен, что такие времена когда-нибудь наступят, во всяком случае, для моей жены. Женщина по природе своей существо утонченное, и надо быть натурой совсем уж не чувствительной, чтобы согласиться на эти тяготы добровольно. Хотя путешествие с женой требовало от меня неустанных усилий – я все время находился в поиске заведения почище и местечка поспокойнее, – в глубине души я не без удовлетворения убеждался: эти края не для нее. Вряд ли есть на свете мужчина, который обрадовался бы тому, что его спутница, получив за столом плавающего в тарелке жука, продолжила бы обед как ни в чем не бывало, а вляпавшись в коровий помет, который тут повсюду, отряхнулась бы и со словами «оригинальненько!» пошла бы себе дальше. Другое дело мужчина. Один мой знакомый лондонец, человек весьма обеспеченный, проводит на юге Индии месяца по три-четыре в году. Говорит, иначе ему не пишется, а музыка – его призвание и дар. Несколько лет назад Индия спасла ему жизнь: сломленный творческими неудачами, он совсем опустился и отдал бы богу душу, если бы не друзья, которые притащили его сюда. Сами они с тех пор здесь не бывали, а он исправно приезжает каждый год. А чтобы не слоняться без дела, работает в баре – варит кофе.

Отлично помню, как первые недели после возращения домой моя жена то и дело с благоговением приговаривала – ух ты, чистые тарелки! Белые чашки – ни трещинки, ни пятен! И на стул можно сразу сесть! И под ноги можно не смотреть! В те дни настроение у нее было приподнятое оттого только, что она находилась не в Индии. Прошло время, мы побывали с ней в других краях, тоже ярких и небезынтересных, но она все еще помнила Индию так отчетливо, как будто была там вчера. Ничто не могло перебить впечатления о ней. Стоило кому-то в разговоре захандрить, пожаловаться на скуку и лень, как она советовала – езжайте в Индию, начнете по-новому ценить свою жизнь. Если вдуматься, она не слишком преувеличивала: после Индии как-то по-особенному проникаешься и уютом собственного дома, и изысканным благополучием стран, в которых привык бывать. Так что опыт этот по-своему полезный. Но повторять его не хотелось. И только годы спустя, когда очередной зимой встал вопрос о том, куда ехать в творческий отпуск, в наших планах снова замаячила Индия. Что и говорить, климат в это время года здесь очень приятный, дни долгие, солнце мягкое, вода в океане словно теплая постель, в которой, переворачиваясь с боку на бок, можно нежиться часами. Что до меня, я бы отправился туда, не раздумывая, но совершать ту же ошибку я не собирался. Решено было, что первую часть поездки я проведу по своему усмотрению, а на те две недели, что ко мне присоединится жена, мы поселимся в каком-нибудь хорошем отеле, который я подберу, находясь там. Я собирался найти нечто такое, что позволило бы нам наслаждаться отпуском, не покидая территории, потому что знал: как бы жена ни храбрилась дома, оказавшись на месте, она и шагу не ступит за ворота отеля. Сейчас, сидя в Богмало и думая обо всем этом, я ощутил в душе беспокойство – не зря ли я это затеял, окажется ли место, куда я сегодня направляюсь, таким, как о нем говорят?

Такси для переезда в Канакону я заказал у того же отельного портье, подумал, что так будет надежнее. И промахнулся. Казалось, мы с водителем обо всем договорились, но когда мы отдалились от Васко да Гама уже на сотню километров и, по моим расчетам, должны были вот-вот прибыть на место, он вдруг остановил машину и принялся причитать и хлопать себя по лбу, показывая, что он до крайности огорчен. Я подумал, мы заблудились, но он сказал, что дело не в этом.

– А в чем тогда?

– Дело в том, сэр, что оплаты хватает только досюда.

– И что, ты высадишь меня прямо здесь?

Мы стояли одни посреди заброшенной местности. Справа и слева от нас дикие рощицы полуживых, иссушенных деревьев, сверху нещадно палит солнце, вокруг ни души.

– Мне очень жаль, сэр.

Я планировал оставить ему рупий триста чаевых, но нет так нет.

– Сколько?

– Еще пятьсот рупий, сэр.

– Сто, – ответил я с его же наглостью, тут ехать-то осталось всего ничего.

Мы сошлись на трехстах. Здесь ничего не меняется, подумал я про себя.