Иногда история раскалывается и на одно-единственное мгновение беспомощно замирает, как полено, которое топор рассек надвое, и половинки держатся на последней щепке, чтобы в конце концов распасться и рухнуть на землю. Так говорил Лев. Так было после смерти Ленина, когда Лев ехал на поезде на Кавказ, не подозревая, что топор уже обрушился на его друга и Сталин на похоронах взошел на трибуну, чтобы обмануть толпу, не помнящую себя от страха и горя. Наверно, и сейчас один из таких моментов, когда неизвестно, качнется ли маятник истории к свету или канет во тьму. За чьим лицом на газетных снимках теперь таится предательство? Какие тираны орудуют в полумраке светомаскировки, отправляя фальшивые телеграммы тому, кто едет в поезде, жертвуя здравым смыслом в угоду силе? Люди насмерть перепуганы и готовы поверить всему.
Конец света не наступил. А если и наступил, то только для немцев. В 6 часов 01 минуту все высыпали на улицу, чтобы послушать рев пожарной сирены, обозначающий полночь в Германии, официальное прекращение огня. Женщины во дворах вытерли руки о фартуки и велели мальчишкам перестать палить друг в друга из палок и не шуметь. Хозяева бакалейных и продавцы на Хейвуд-стрит закрыли магазины и, пока выла сирена, замерли, подняв глаза к небу. В стеклах витрин за их спинами пылал закат. Кто-то прижимал руки к сердцу, и все взгляды были обращены на восток. К Европе.
Никто не знает, что делать с этим миром. Когда сирена смолкла, все собравшиеся на Хейвуд-стрит, не сговариваясь, обернулись и посмотрели в другую сторону. Туда, где Япония.
Соседский мальчишка, которого зовут даже не Том Сойер, а еще невероятнее — Ромул, нашел в монтфордских лесах неизвестный цветок и притащил домой, чтобы определить, что это такое. Говорит, его мама сказала, что это останки какого-то зверя и лучше их не трогать. Но отец возразил, мол, это растение, вот хоть у соседа спроси. Они подозревают во мне образованного человека. Мы организовали экспедицию в библиотеку, отважно сражались с незнанием, и победа осталась за нами. В справочнике Бартрама «Флора Северной и Южной Каролины» обнаружились цветные иллюстрации этого растения. Оказалось, что это розовый венерин башмачок. Ромул не на шутку расстроился.
Сегодня ровно пять лет с тех пор, как Лев в последний раз видел солнце. Или произнес «сынок» — он единственный, кто когда-либо звал меня так. Озорной вид, с которым давал почитать недавно обнаруженный роман. И полный мольбы последний взгляд через плечо, когда он уходил с Джексоном: «Спасите меня от этого зануды!» Белые манжеты, намокшие, как бинты, капли крови на белой бумаге — все эти образы почти улетучились, стерлись из памяти. Но всплывает очередная картина, и вздрагиваешь, словно заметил в углу комнаты незнакомца, хотя думал, что один. Воспоминания не всегда сглаживаются со временем; некоторые режут, как острый нож. Льву бы жить и жить. Убийство тяготит как неоплаченный долг, а смерть — как незаконченное дело.
Сегодня ни в одной комнате дома не было покоя, и даже радио не отвлекло: передали новость о жестоком убийстве в южном районе городе, на одном из кожевенных заводов. На кухне надрывался чайник, точно Наталья, истошно выкликавшая имя Льва. Звук может трансформироваться прямо в голове.
Казалось, хотя бы в библиотеке можно укрыться от мыслей, но увы. В комнате наверху на столах вперемешку с книгами лежали стопки газет с рваными краями. Его стол, все предложения, оставшиеся незаконченными. Где-то на восковых цилиндрах по-прежнему хранится его голос. Его настольный календарь (если, конечно, он еще на месте) открыт на 20 августа — последняя страница, которую он перевернул, полный жизни и надежд. При мысли об этом сердце сжалось от тоски; оставалось, упав в библиотеке на колени, ждать, пока что-то внутри не лопнет, пролившись на кленовые доски пола. Темная кровь, сочащаяся между половиц.
С небес на землю обрушился ад. Репортер «Таймс» полетел свидетелем, чтобы проверить, станет ли ему в час начала атаки жаль «бедолаг, которые вот-вот должны погибнуть». Оказалось, нет: дескать, достойная расплата за Перл-Харбор. Вообще-то в то утро летчики собирались сбросить бомбу совсем на другой японский город, на других мужчин, собак, детей и матерей, но, как назло, небо над ним затянули тучи. Когда пилотам надоело кружить над окрестностями, выжидая хорошей погоды, они полетели на юг и выбрали Нагасаки, небо над которым было чистым.
Не было гвоздя — подкова пропала, не было облака — погиб целый мир.
Кровь за кровь. Не те, так эти. Война — вот основная математическая задача. Невероятным усилием мысли мы выводим ответ, уверенные, что нам все же удалось решить чудовищное уравнение со множеством неизвестных.
День победы над Японией. Не будь на клавиатуре пишущей машинки букв «п» и «я», сегодня она оказалась бы абсолютно бесполезна. Заголовки газет могли бы быть больше, только если бы слова «ЯПОНЦЫ СДАЛИСЬ» напечатали по вертикали во всю страницу, а не сверху. Аллилуйя, Хирохито пал на колени.