Лайф не в Кайф

Уж кто-кто, а Поля Адельштайн, урожденная Вахрушева, отлично умеет внушить страх и навести шорох. Даже мой дед, суровый партийный работник, ярый приверженец жестко патриархальных настроений, пасовал перед ней и ни в чем не смел перечить. Длинную и почти сказочную историю о том, как мальчик из традиционной еврейской семьи без памяти влюбился и долго добивался простушку и хохотушку Полю, соседку из дома напротив, я слышала не менее тысячи раз, но неизменно ее любила. Дед был невысоким и неказистым, темноволосым, темноглазым и странно одевался. Тогда как бабуля была первой красавицей не только двора, но и района, ровесники и не только за ней табунами ходили. Но и дед не сдавался. Несмотря на толпу претендентов на ее благосклонность, каждый день упорно приходил к ней и набивался в ухажеры. Она, говорит, что цену себе знала и в его сторону даже не смотрела, но такое немое обожание и настойчивость задевали какие-то неведомые струнки ее обласканной вниманием души. Поэтому, вслух отшивая деда фразой типа “фу, противный, уходи”, мысленно добавляла “завтра снова приходи”. И в итоге предложение приняла именно от него.

И только на регистрации в ЗАГСе узнала, что он Адельштайн. Запротестовала при всех, отказываясь брать его фамилию.

- Да ты соображаешь? - вопрошала во всеуслышание. - Апполинария Адельштайн? Да еще Лукояновна. Меня засмеют мои, и не примут твои. Я оставлю свою фамилию и точка.

Но тут дед уперся и не уступил. Под угрозой отмены свадьбы. Пришлось бабуле согласиться. Единственный раз за всю их семейную жизнь. Но, видимо, эта капитуляция долго резонировала в ее памяти, как душевная травма, и поэтому она, как Лев, сражалась с мужской половиной семьи за право назвать меня не еврейским именем, раз уж фамилию не выбирают. Лев с большой буквы, потому что так звали моего деда.

- Зачем пожаловали? - спрашивает папина мама, когда мы все усаживаемся за щедро накрытый стол.

Пока мы вдвоем его накрывали, Марсель сидел одиноко в углу на сундуке и скучал. А бабушка выспрашивала у меня последние новости.

- Привезли тебе приглашение на свадьбу, - отвечаю, вертя в руках печенье.

- А чего ж по почте не отослали? Чай, успело бы дойти.

- Папа хотел, чтобы мы тебе его доставили, - улыбаюсь как можно шире.

- А чего ж он сам не приехал, не привез? Уже недели две у матери не показывался.

- Ему пришлось срочно уехать, - опережает меня Марсель. - Он очень сожалел, что не сможет пригласить вас лично. Он приедет сразу, как вернется. И обязательно позвонит.

Голос его такой бархатный, такой чарующий, он будто не говорит, а магическое заклинание читает. Под влиянием этого голоса и взгляда я тоже простила папе все грехи, даже еще не свершенные.

Бабуля его речь тоже оценила его речь по достоинству.

- Таки нравится мне твой кавалер, Ахатушка, - помолчав, говорит с лукавой улыбкой. - Когда на свою свадьбу старуху позовёти?

- Бабуль, он не кавалер, - чувствую, как заливаюсь краской стыда, быстро лепечу я, ошарашенная таким витком разговора. - Он сын папиной будущей жены, Софии.

- Софью я уже видела, - кивает Полина Лукояновна и ненадолго задумывается. - Эт шо, он мне роднёй шо ль заделается?

- Вроде того, - силюсь я улыбнуться.

- А тебе, чай, братом станет? - она переводит прищуренный взгляд с меня на него.

- Сводным, - уточняю я, краснея еще сильнее.

Упоминание о родстве отдается безотчетной болью во всем теле. Мои мысли и желания по отношению к нему никак не назвать сестринскими.

- От те раз… - вскидывает бабуля реденькую бровь. - А чё ж он смотрит на тебя, будто сожрать хочет?

Румянец на щеках вспыхивает с новой силой, когда я, против воли, бросаю на него быстрый взгляд. И тут же отворачиваюсь, уставясь в стол.

- Может, он голодный, - произношу неожиданно даже для самой себя. - Не успел поесть после работы. Покорми его… огурцами. Он их любит.

В сторону Марселя не смотрю, чтобы не увидеть его осуждающий взгляд, внутренне радуясь, что так вовремя вспомнила, что он не ест огурцы ни в каком виде.

Баба Поля вскакивает, достает из холодильника трехлитровую банку и проворно выкладывает крепкие пупыристые овощи. У меня сразу начинается слюноотделение. Я хватаю первый же огурец и начинаю громко им хрустеть. Второй любезно протягиваю Марселю.

- Я руки мыла, - говорю с улыбкой.

Он все же награждает меня холодной стрелой своих льдистых глаз. Я прячу улыбку и, отвернувшись, вижу, что бабушка внимательно на нас поглядывает.

Охота улыбаться у меня резко пропадает.

Некоторое время за столом стоит тишина, и только хруст огурцами - мой вялый, под взглядом бабули, и активный Марселя, под тем же взглядом. Он, видимо, решает не портить впечатление о себе отказом от солений собственного приготовления.

- Як же ж жаль, шо брат, - вдруг нарушает баба Поля тягостное молчание. - Уж больно красивая вы пара. И явно нравитесь друг дружке.

Я вскидываю на нее возмущенный взгляд, но рот открыть и что-то возразить Полина Лукояновна мне не дает.