Лагерная учительница

Роман с Ирой спускались под горку в Крылатское. Гребной канал поблескивал внизу рябью воды. День был солнечный, ветреный. По ярко-синему небу густо рассыпались большие толстые клочья облаков, серебристые сверху и грязно-серые снизу, словно ими смахивали пыль, спереди и сзади по тротуарам тянулись люди, переговаривались. В Крылатском сегодня можно было посмотреть академическую греблю.

Здание велотрека бабочкой приникло к земле вдали. Чуть ближе зеленело поле лучников с временными, после Олимпиады ставшими постоянными, трибунами, а с боку на берегу поднимались трибуны гребного канала.

На площади виднелись люди; оранжевые, желтые, синие и светло-коричневые ларьки с сувенирами, мороженым, «Фантой», бутербродами; белые столики, окруженные людьми. Роман с огорчением вспомнил, что до получки еще далеко, а у него осталось всего пятнадцать рублей. Деньги уплывали неудержимо! Стыдно было перед Ирой. И то хотелось купить ей, и это, но приходилось жаться. Сегодня Роман поколебался, поперебирал рубли и трешки и взял с собой вначале только шесть рублей. Надо ведь на что-то жить остальные дни, потом помялся еще и сунул в другой карман еще одну трешку. Про запас. Вдруг неудобно будет не тратиться. Алеша, Галин брат, с женой будет. У него денег до черта: задумает что-то жене купить вкусненькое, а он Ире не сможет. Потом моргай! Если не дотянет до получки, а не дотянет он точно, у Егоркина занять можно. Его в больнице и накормят, и напоят!.. И как всегда при мыслях о деньгах, вернее, об отсутствии их, испортилось настроение. Роман нахмурился, помрачнел, и солнце как раз за облако скрылось, и яркий день потускнел. Но когда Палубин вспомнил о Егоркине, мысли о безденежье отошли на задний план. Не повезло Ивану, страшно! А они с Галей ведут себя, будто он пальчик обрезал. Легкомысленные страшно. Хорошо, хоть не отрезали ступню… Он бы, Роман, наверное, стену грыз, если бы с ним такое! А как бы Ира отнеслась, если бы это с ним случилось? Да так же, вероятно, как и Галя. Они обе настоящие. Шли Роман с Ирой под руку, и при этих мыслях Палубин с нежностью прижал к себе руку девушки и посмотрел на нее. Она повернула к нему голову вопросительно.

— Хорошая ты у меня! — улыбнулся он. — Я вспоминал, как ты меня таблетками отпаивала, когда я об Иване сказать прибежал. Я ведь обидел тебя как, оскорбил, а ты все забыла, все простила…

— Тогда я тебя не простила еще, мне тебя жалко было! Ты так дрожал!

— Задрожишь! Увидела бы ты такое!

Солнце выглянуло из-за облака, и снова заиграла, заискрилась вода канала.

— А Галя молодец! — сказал Роман, когда они вышли на площадь возле трибун гребного канала. И неторопливо двинулись к ларькам. До начала соревнований было полчаса, и можно было еще съесть по мороженому или выпить «Фанты». — Не побоялась. Ведь он на всю жизнь может остаться хромым.

Он взял Иру за руку, с нежностью ощущал в своей руке ее тонкие пальцы.

— Как же иначе? — удивилась Ира. — Она же любит его и знает, что он ее любит… Быть по-иному не могло!

— Знала бы ты, как я мучился, когда ты меня выгнала! Как клял себя! Как выть хотелось! Что же я за зверь такой, думал, ведь я люблю ее, люблю, а мучаю.

Ира замедлила шаг и остановилась. Он тоже, остановился, не выпуская ее руки, и вопросительно обернулся. Их обгоняли, слышалось гудение голосов на площади. Ира посмотрела на него широко распахнутыми глазами. Солнце светило ей в лицо, ветер шевелил волосы на щеках. И щеки, видно, от солнца, горели, светились тонкой кожей, а глаза быстро влажнели, но Ира не опускала их, не прятала под ресницы, а смотрела на него. И такой показалась она ему ослепительно красивой, нежной, милой и родной, что сердце взбухло в груди и залило его нежностью.

— Ты что? — спросил он нежно, перебирая ее пальцы тихонько в своей руке. Он не понял, почему она остановилась и смотрит на него влажнеющими глазами.

— Ты что сказал? — все глядела она на него.

— Когда? — растерялся он.

— Ты сказал, что меня любишь…

Он почувствовал, как повлажнели и у него глаза, и ответил:

— Я правду сказал…

Вокруг были люди: суетились, разговаривали, даже толкали их, но они были вдвоем.

— И я… — Ира задохнулась, шагнула к нему, уперлась лбом в плечо. — Дороже тебя и Сонечки у меня никого нет…

Он клюнул ее сверху в мягкие, шевелящиеся на ветру волосы. Вдохнул их чистый свежий запах. Они не слышали, как Борис звал их от столика, заставленного желтыми бутылками «Фанты».

IV

Они двинулись дальше, натыкаясь на людей, улыбались. Роман испытывал нежность ко всем идущим мимо.

— Роман! Ира! — слышал он крик и думал, что это душа его кричит: «Роман! Ира! Роман и Ира! Роман плюс Ира!»

— Смотри, Борис! — воскликнула Ира. — Он зовет нас!

Роман увидел Бориса и засмеялся, радостно помахал ему рукой. Палубин забыл, что всего неделю назад он ненавидел Бориса, даже вчера на работе старался не замечать. А теперь шел к нему с таким чувством, будто дорогого человека встретил.

— Здорово! — радостно хлопнул он по руке Бориса. — Ты тоже здесь?