Лагерная учительница

— Прокати! А то я матом капот разрисую!.. Вот такими буквами! Останешься на ночь, гвоздем разрисую! Вот увидишь, прокати!..

Ребята смеяться перестали, удивляясь наглости мальчишки.

— Ну, наглец! — возмутился Иван. — Дуй отсюда! А то сейчас разрисую!

Борис изловчился и, сидя, смачно щелкнул мальчишке ногой по мокрым плавкам. Мальчишка отскочил и закричал:

— Так! Ага, так! Сейчас вас буду разрисовывать!

Егоркин с сердитым лицом сделал вид, что вскакивает, и мальчишка помчался туда, где был пляж, откуда визги веселые доносились, скрылся за деревьями.

— Ну как, чувствуешь ли теперь счастье обладания машиной, — смеялся Егоркин над Борисом. — Ночевать здесь уже нельзя оставаться, тревога замучает, а вдруг действительно исцарапает машину… Призрачно счастье наслаждений…

От кружка отдыхающих с маленькими детьми отделилась женщина и торопливо подошла к ним.

— Ребята! — сказала она, настороженно поглядывая в сторону пляжа. — Зря вы так с ним! Их тут целая шайка промышляет!.. Смотрите, сейчас приведет!

— Ну что вы! — усмехнулся Иван. — Если мы таких сопляков бояться будем, как же дальше жить!

— С ними не сопляки!.. Смотрите! Я вас предупредила!.. Вон, ведет, ведет! Смотрите, — взволнованно проговорила женщина и заторопилась назад.

Ребята обернулись. Егоркин думал увидеть таких же юнцов, как мальчишка, но к ним уверенным шагом направлялись четыре рослых упитанных бугая лет по тридцати. Возле них приплясывал мальчишка.

Роман вспомнил, как он, провожая Иру после концерта, хотел, чтобы их остановили хулиганы, вспомнил и напрягся, почувствовал, как наливаются энергией, твердеют мышцы, почувствовал волнение в крови. Егоркин смотрел на приближающихся парней с улыбкой. Девчата притихли, предчувствуя унижение. Борис побледнел и зашевелился, хотел встать, но Иван взглянул на него с прежней улыбкой и сказал:

— Сиди спокойно!

Борис опустился, Римма взглянула с интересом на Егоркина. Иван заметил, что не волновалась только она одна, сидела с видом зрителя, предвкушающего интересный спектакль. Видно, ситуация для нее была не нова, и она знала, что, что бы ни произошло, это ее лично не коснется. А Ира с Галей сидели бледные, напряженные.

— Девочки! — с укоризной посмотрел на них Иван. — Мне стыдно! Почему к нам такое недоверие!

Шаги за спиной Егоркина были уже слышны. Вот и голос раздался:

— Шакалы, вы за что дитя обидели?

— Он! — указал мальчишка на Бориса, и один из подошедших, видно, самый решительный, двинулся к нему.

Иван оглянулся. Парни были налиты мышцами. Плечи круглые, крепкие, и все четверо синели татуировками. Руки, плечи, грудь, ноги — все было разрисовано и расписано. Губы молодецки в улыбке растянуты.

— Ух ты! — восхищенно и громко воскликнул Егоркин. — Девочки, а вы говорили туземцев в этом лесу нет. Вот же они!

Парень, самый решительный, который к Борису направился, остановился, обернулся к Егоркину, радостно вскинул брови. — Глядите! — продолжал кричать восхищенно Иван. — Как размалеваны… Орлы! — Теперь он к подошедшим обратился: — А где же ваши перышки! — Егоркин растопырил пальцы над головой.

Парни, кажется, обрадовались словам Егоркина.

— Ну, шакал! — воскликнул самый говорливый из них. — Ну, глиста сшитая, — взглянул он на живот Ивана. — Как ты мне нравишься.

— Я всем нравлюсь, — хихикнул Иван насмешливо. — Я красивый!

Два молчаливых бугая стояли за его спиной, решительный смотрел издали, был на полпути к Борису, а говорливый сбоку.

— Краса-а-вчик! — протянул говорливый, склонив голову набок и разглядывая Егоркина. — Только нос большеват и чуть-чуть не в ту сторону смотрит! Но не мандражируй, айн момент, и поправим!.. Ух ты, винцо какое лакаете, — обратил он внимание на расстеленное одеяло. — У нас не каждый день такое…

Говорливый присел на корточки рядом с Ирой и взял двумя пальцами бутылку за горло. Ира поспешно отодвинулась от него.

— Не торопись, детка, — покосился на нее говорливый. — Потерпи. Ваша очередь впереди… Сейчас мы носик глисте поправим… Но сначала жажду утолим! А то носик большеватенький…

Он налил вина в стакан. Иван заметил, что Роман напрягся, готовый в любой момент вскочить, и сказал ему:

— Рома, я сам!

Палубин хмуро и отрицательно мотнул головой.

— Сделай подарок, — попросил Егоркин.

— Я сделаю, не мандражируй! — усмехнулся говорливый.

— Вы, ребятки, вижу, погреться хотите, — сказал Иван насмешливо. — Может, прогуляемся в лесочек?

— Прогуляемся… Поправьте ему носик, — взглянул говорливый на молчаливых бугаев, — и канайте сюда. Нам не управиться, — обвел он рукой стол.

Егоркин неторопливо поднялся, Галя рванулась к нему, но Роман поймал ее за руку, удержал.

— Он вернется…

— Сиди, детка, живым оставим, — улыбнулся говорливый.

Иван двинулся в лесок. Двое бугаев за ним. Решительный все время поглядывал на Романа с Борисом, готовый в любую минуту действовать. Говорливый поднял стакан, хотел что-то сказать, но Борис опередил его, спросил дружелюбно, указывая на наколку на плече:

— В Воркуте тянул?

Говорливый опустил стакан, взглянул на Бориса.

— Было дело… И ты оттуда?

— Нет, — Борис приободрился. — О Барсуке не слышал? Леониде Семеновиче?