Лагерная учительница

— Леонид Максимович, так это же не вы написали. Она имеет право на свое мнение. Как считает, так и написала, — оправдывал я Овчаренко. — Ничего нет нескромного. Это ее мнение.

— Нет, нет, вы не понимаете. Это же предисловие. Читатель еще не прочитал, а ему — Данте, Гете. Не надо этого делать. Смотрите, в книге не сделайте такого. Обязательно вычеркните.

Я кивал, делал вид, что соглашаюсь, мол, вычеркну, а сам понимал, что ничего сделать не смогу, книга напечатана. Ой, что будет, когда он увидит ее!

Но это мелочь по сравнению с тем, что произошло у нас. Когда мы отдавали художнику рукопись на оформление, я сказал ему, что жанр будет уточнен Леоновым позже, будет стоять под названием не просто роман, а что-то более сложное, например, как у Солженицына «Повествование в отмеренных сроках». Я не знал, что художник сделал пометку «Повествование в отмеренных сроках», а потом забыл о нашем разговоре и вывел на титульном листе эти слова. У меня нет времени проверять каждое слово в наших книгах, и с таким обозначением жанра роман ушел в печать. Наш зав. производством был в Екатеринбурге в типографии по другим делам и там ему заодно дали на подпись отпечатанные чистые листы книги Леонова. Хорошо, что он прежде чем подписать позвонил мне, и хорошо, что я не сказал ему, как обычно, — подписывай! — а попросил прочитать титульный лист и оборот титула. Он начал читать:

— Пирамида. Повествование в отмеренных сроках…

— Как! — заорал я. — Откуда взялось «повествование», — надо «Роман-наваждение в трех частях».

— Не знаю…

— Срочно заменить…

— Нельзя заменить. Весь тираж отпечатан.

— Не может быть! — похолодел я. — Так нельзя оставлять!..

— Ничего нельзя сделать, — говорил растерянно зам. директора.

— И так печатать нельзя. Это убийство! Что можно сделать?

— Надо весь тираж первого листа, это 32 страницы, перепечатывать заново, а этот пускать под нож. Иначе нельзя!

— Сколько бумаги уйдет на перепечатку?

— Тонн пять…

— Черт с ними, выбросьте их. Пусть перепечатывают заново. Сейчас факс пришлем, что оплатим все расходы…

Да, представляю, какой бы был подарок, когда Леонов прочитал, что его «Пирамида» оказывается «Повествование в отмеренных сроках» и как ухватились бы за это антирусские газеты, высмеивая его подражательство Солженицыну.

А то, что и в нашем предисловии его книгу ставят в один ряд с Данте и Гете, он не заметил. По крайней мере, мне об этом ни разу не сказал.

Нам хотелось сделать Леониду Максимовичу неожиданный подарок. Поэтому все газеты в день юбилея писали, что роман «Пирамида» опубликован «Нашим современником». И ни слова об издательстве «Голос». Никто об этом просто не знал.

Как мне жаль, что в дни юбилея Леонида Леонова я был в США, в Лос-Анджелесе на книжной ярмарке! Как жаль, что я не мог сам вручить ему изданные книги! Вручал их ему Борис Миронов, председатель Комитета по печати, замечательный парень, умница, энергичный, деловой, он уже много сделал для русской печати, для русской культуры, и уверен, еще многое успеет сделать. Он еще молод, силен, желания и сил достаточно. Вскоре после юбилея те, кто ненавидят русскую землю, но имеют влияние на президента, выкинули его из комитета по печати. Просто так, за взгляды, за то, что любит русскую землю, объяснили, что по многочисленным просьбам общественности. Как в добрые старые сталинские времена. Только тогда объясняли — по просьбе народа, тогда был народ, а не общественность, и после того, как выкидывали из кресла, пускали в расход. Спасибо и на том, что голову не сняли. Мне рассказывали, что Леонид Леонов взял книги дрожащими руками, спросил: — Это «Голос»… это «Голос» издал? перекрестил их, и во время разговора все время держал в руках, гладил, ласкал, то и дело открывал, разглядывал, потом говорили, взял их на ночь с собой в кровать. Сбылось предсказание Ванги!

7. «Глашатай». «Вор». Премия