Голоса стихли, а обличник продолжил зачитывать вину. По всему выходило, что не видать колдуну свободы, хотя в чем-то Лад был согласен. Что плохого в том, чтобы не быть ни на кого похожим? Кому какая разница что тебе нравится? Главное, свое мнение не навязывай, да и живи, как хочешь, и другим не мешай. Колдун же нарушил это правило и про Темных богов чушь плел, но хуже всего то, что он людей исцелял заклятьями – не видать ему свободы, как пить дать. По мере речи обличника народ все больше возмущался:
– Охальник! Ишь какие речи ведет! Да где это видано, чтобы Темные боги добро делали?! На Божий суд его! Посмотрим, как за него они вступятся!
Лад хмыкнул с горечью.
– Это точно. Никто за него вступаться даже не подумает. Темным богам веры нет.
Он посмотрел на дядьку, ища поддержки своим словам, и с удивлением заметил, что дядька Ван зол. Хоть и стоял он, как скала, спокойный и безучастный к происходящему, меж бровей залегла легкая складочка, что для Лада говорило многое. Никто не знал дядьку лучше его, Лад даже со спины мог угадать настроение наставника и решить, домой идти или схорониться у соседей в курятнике. Сейчас все указывало на то, что наставнику не нравилось происходящее.
Речь Лада поддержал темноволосый мальчишка весен двенадцати. Рыжие конопушки огнем горели на его лице: видать, разорил гнездо не одной ласточки4.
– Эт точно. Нашел, олух, заступников! Да и не место колдунам среди честных людей. Пущай убираются, откель пришли.
– Да нашенский он, – румянощекая девочка поглядывала на них задрав нос, – с восточной окраины. Как шарахнул его Перун-батюшка молнией, так и открылся в нем дар нешуточный. Его сразу прогнать хотели, да пожалели.
На нее шикнула мать:
– Помалкивай!
– Видать Перун сразу в нем червоточину заприметил. Ничего, тогда не убили, сейчас на Божий суд отправится, – парень с такой неприязнью слова вымолвил, что Лада это покоробило, и он возмутился:
– Может ты и прав, только мало слов, нужны еще и доказательства.
Темноволосый фыркнул, снисходительно поглядывая на него, от яблока у него в руках остался только хвостик, который тотчас полетел в пыль.
– Докажут. Бравник, посадник наш, без доказательств не обвинит, сейчас вызовет видока, и конец колдуну – утопят. – Он толкнул Лада в бок. – Вона! Слышишь? Видока кличут. Конец колдуну.
Худой словно жердь мужичок с нездоровым желтым цветом лица бодро засеменил, занимая место перед помостом с посадником. Рассказывал он красочно, руками размахивая, приседая, да стараясь все в лицах передать, и как лечил его колдун, и как он Морану-Смерть упрашивал отступить, и как она его слушала, а потом ушла, как колдун заклятья пел, и как колотило бедного видока из-за прикосновений силы темной, колдовской. И зачем терпел, спрашивается? Или ему в исцелении Светлые боги отказали-то?
Его речи народ слушал, затаив дыхание и ловя каждое слово, только Лада брали сомнения. Морану-Смерть даже упоминать страшно, а по словам видока выходило, будто она не только пришла, но и слушала, во что верилось с трудом. Костлявая старуха с серпом приходила только за одним – перерезать нить жизни человека, и тут умоляй, плачь – она к мольбам глуха.
Он хмыкнул скептически:
– И как только он ее дозвался? Известно, что Темные боги слепы и глухи к просьбам смертных. Зови не зови, они не придут. Врет небось видок.
– Много ты понимаешь, – парень старше Лада недовольно фыркнул. – Стомарь в этом врать не станет. Это он, когда медовухи перепьет, чушь несет, а на светлую голову за ним такого не водится. Все знают, что он дюже болел, а теперь вон как бойко языком чешет, да и шатать его перестало, раньше он едва на ногах держался. Вылечил его колдун, зуб даю, тут и доказывать не надо, сразу видно.
Рядом с ними стояли купцы, по одежде видать, что с Армерии: халаты полами пыль подметали и были перехвачены широкими поясами, а на голове длинные платки. Только завязывали их, не как бабы в деревне, а сзади, так что свободный край платка походил на хвост диковиной птицы. Один из них – высокий, мощный, – хмуро обронил на ломаном велерском:
– Так и что в этом плохого-то? Он же его вылечил, а не убил.
Лад фыркнул наравне со всеми и вежливо пояснил:
– Кого спасли с помощью Темных богов, тому к Свету путь заказан. Закрыт для него Ирий, ему только один путь: в Пекельное царство на услужение самому Чернобогу. Грязь к грязи, как говорят. Ой!
От прилетевшего подзатыльника Лад аж присел: дядька буравил его гневным взглядом.
– А ну-ка помолчи, знаток Темных богов! За мной иди.
Да за что?! Лад никак не мог взять в толк, почему так разозлился дядька. Потирая ушибленное место, Лад поплелся за ним сквозь толпу. Народ безропотно расступался, пропуская их, и тотчас возвращаясь обратно: видок все еще рассказывал. Ладу если и хотелось послушать, то не сейчас. Сейчас он потирал ушибленное место, обиженно поглядывая на мощную спину дядьки Вана, и едва из толпы они вышли, как буркнул:
– По что рассердился-то? Разве я не прав? Темные боги и колдуны – это грязь. Пусть этот плохого ничего не сделал, но сам замарался и другого замарал. Разве не так?