Ладейная кукла

И, как всегда немножко запаздывая, вбежав рысцой, словно он здесь мимоходом, словно бы на минуточку, уселся за барабаны Господин Спекулянт. Сел и всем благожелательно улыбнулся. У него было благородное имя Ричард и не менее благородная фамилия Аугстгодис, что понимай как «высокоблагородие». При Ульманисе он, несомненно, был чем-нибудь вроде Гарозы из романа «Сын рыбака», потому-то наверное все несколько уничижительно и звали его Господин Спекулянт, ведь по тарелкам в Склянице он колотил лишь для того, чтобы не считаться тунеядцем, и даже в будни ходил по поселку в шляпе, при галстуке и с портфелем благородной кожи. В портфеле обычно была свежая рыба, которую он продавал дачникам и прочим сухопутным обывателям. Конечно, смешно, а с другой стороны, как подумаешь, Ричард Аугстгодис был жертвой трагикомических обстоятельств: к берегу каждый день пристают лодки, полные рыбы, все селение благоухает чешуей и морем, а в поселковом магазине одна сохлая копченая салака и огромные банки с тихоокеанской селедкой. Как же тут обойдешься без Господина Спекулянта? Он же помогал продавать и покупать кошек, собак и телят, а если доверительно с ним потолковать, то в портфеле находились импортные вещички, которых не найдешь даже под прилавком, но которые видишь буквально на каждом. Словом, Ричард Аугстгодис был истинный Господин Спекулянт, которого даже милиция почему-то не тревожила. Наверное, потому, что у него имелась вполне законная справка из сумасшедшего дома, что он немножко чокнутый, а может, даже и вовсе псих. А с чокнутыми и психами никто ничего поделать не может.

И появился тут еще четвертый — на особицу чудной типчик — маленький, гладко зачесанный, с блестящими черными усиками. Он уселся с гитарой, поставил перед собой ноты и все время озадаченно взирал на них, точно надеясь обнаружить там какое-то спасение. В Склянице еще не видели такой моды, чтобы играть по нотам. Это уж что-то новое, и типчик тут же был прозван Недоучкой, и все решили, что он приехал на электричке, а не из местных.

И вот наконец все расселись, удобно устроились, начальник пожарных Робис Ритынь надул щеки и поднял палец. Рупь-Пять наклонил голову, Господин Спекулянт сонно смотрел в потолок, Недоучка укрыл свои усики за нотами, потом Робис Ритынь грозно оглядел всех, поднял второй палец, с помощью третьего пальца произвел эффектный щелчок, и все вчетвером принялись растолковывать, почему плещет Балтийское море, на берегах коего цветет ольха, и уж ежели кто у этого моря родился, тому у этого моря и помирать. Песню Раймонда Паула все знали очень хорошо, удивить она никого не могла, и тем не менее все недоуменно озирались, так как не было ни одного певца, так как нигде не было видно Шнобеля. Все было, как обычно — весна, дети уже готовятся к каникулам, всем ясно, каких дачников к себе пустить, в Склянице на каждом столике уже стоит вазочка с первыми цветочками, и они прямо тебе благоухают, — и только Шнобеля нигде нет.

И тут Рыбачий Оскар, что с Рыбачьей улицы, увидел у двери красную физиономию Жаниса и поманил его пальцем.

И Жанис был нездешний, а приезжий из Риги, где он в свое время, как сам рассказывал, был довольно, значительным лицом. В мясном павильоне Центрального рынка он возглавлял всех рубщиков мяса по правую сторону одного павильона, но вот как-то после работы его занесло в Скляницу, и здесь он пропил всю левую выручку своих подчиненных, застрял еще на день и просадил свои золотые зубы, а поелику на работу уже не вернулся, то женился на буфетчице Амалии Пипинь, каковая в результате сего обзавелась новой фамилией Кнапинь. Амалия купила Жанису новые зубы, и ему пришлось поклясться, что пить он завяжет.

Брак этот послужил темой для обстоятельных разговоров среди поселковых женщин, так как Жанис явил собой живой пример того, что умная женщина способна даже из пьяницы сделать хорошего мужа и что любовь — это такая штука, управы на которую нет; это все равно что в быка всадить хорошие вилы — тут уж хоть выдергивай их, хоть не выдергивай, конец тому быку, крути знай котлеты.

И, подойдя к стариковскому столу, Жанис с подлинным отвращением взглянул на пивные бутылки.

И Рыбачий Оскар спросил его прямо, без обиняков, без всяких там предварений насчет рыбы да погоды: «Где Шнобель?» И Жанис только махнул рукой и сказал: «Со Шнобелем пиши пропало. Вряд ли мы его увидим». Сказав это, Жанис еще раз махнул рукой, тем самым продемонстрировав, что боль его, в смысле Шнобеля, столь велика, что и говорить не хочется. Убедившись, что старики больше ничего не хотят от него узнать, он ушел обратно к двери, потому что ему здесь платили деньги как швейцару и надо было поглядывать, чтобы не явился какой-нибудь пьяница и не высадил дверь.

И Рыбачьего Оскара этот ответ Жаниса решительно не удовлетворил, потому что если один человек о чем-то просто и ясно спрашивает другого, а этот другой отвечает туманно и загадочно, то ничего путного из этого не получится.