Ладанка с Шехонь реки (СИ)

Из темницы пахло прогорклым маслом, прелым сеном, нестиранным бельём, смертным потом, дымком от лучин. Предрассветье не успело согреть стены и цепи. Семерых разбойников и атамана Базая лихорадило в промозглой полутьме не только томлением ухода.

Гришаня перелетел к решётке на выступ и, перехватив ладанку из клювика в лапу, закуковал. Многие лета!

- Во разухарился, ирод пернатый! - оценил гришино пение самый молодой из разбойников - тощенький, безбородый, щербатый, бледный.

- Птицу Божию обижаешь, Колюня? - поднял глаза от кандалов самый седой из узников.

- А чего это она раскуковалась? - огрызнулся молодой, - Ладно бы, солдатикам часовым. А то ещё гусаришке подлому, Михалычу?

- Щедро кукует, - кивнул разбойник-дед.

- Было бы кому, - сплюнул Колюня.

- Солнышку птица поёт.

Гришаня наклонил голову, чтобы рассмотреть того разбойника, что, вступив в беседу, заговорил про солнце, и распознал в нём Базая. Никогда прежде не встречал и не видел, а сразу же узнал. На Базае, раненом в плечо и в ноги, было больше всего оков. Кроме ножных и ручных кандалов, три железных пояса с цепями до крючьев на стенах, ошейник с толстой цепью, две пудовые гири на ногах. Цепи были Базаю коротки, он не мог в них вытянуться, и лежал потому у стены свернувшись, скрючившись. А расправь он плечи, был бы статен. Расчеши русые кудри и бороду - красный молодец.

Гришаня куковал Базаю долгие годы жизни, а сам тем временем приглядывал, где зазор меж прутьями достаточно широк, чтобы протиснуться с площади к разбойникам в темницу.

- Гляди! Не спугни! - указал на Гришаню молодой тать - Колюня.

Дед-разбойник и ответить ничего не успел. Маховые перья огладили когти. Удар сшиб Гришаню с оконца.

- Ку! Ку! Куууу! - заголосил Гришаня, силясь высвободить из пасти хищника хвост.

- Васька, брось кукушку! Отпусти её! Брось, тебе говорят, тварь несносная! - крикнул из темницы Базай.

Понял ли, что Гришаня летел к нему? Всё одно, не в силах помочь птице, сам запертый и закованный.

Кот обернулся к оконцу, ослабил хватку. Оставив в пасти едва ли не полхвоста, со всей силы сжимая ладанку в лапке, Гришаня взмыл на карниз второго этажа.

- Упустил Васька, - вздохнул Колюня.

Кот потёрся о ноги часовых, после чего прилёг у оконца и принялся очищать себя от перьев.

Чёрный кот! Гришаня был готов забиться на остатки хвоста, что узнал приблудного Черныша из купеческого дома. К кошкам, говорили, добегал кот и до Никольского. Но сюда? В Княжич? Разве может кот уходить так далеко? Но вот же - и усы чёрные, и подушечки чёрные у лап, и глаза зелёные, и кисточки на ушах, и левое ухо надорвано. Ухо, после того, как Черныш не уступил дорогу помещичьим борзым и лишил одну из них глаза.

Уговор дороже...

Гришаня ещё раз примерился, где между прутьями решётки самый большой зазор. Ухватив ладанку клювом, он с разлёту вошёл в темницу. Мимо часовых. Мимо чёрного кота. Проскользнул по ушам и усам, когда, сложив крылья, втиснул обомлевшее тельце в оконце.

7. Ладанка с Шехонь реки

- Птаха тёплая и невесомая, ты, выходит, неспроста куковала? - заговорил Базай, когда Гришаня сел ему на плечо.

Не могла кукушка ответить разбойнику человеческим голосом.

Гришаня только голову наклонил, примериваясь, как поваднее передать Базаю ладанку с Шехонь реки. Поистрепавшуюся в пути, но не прохудившуюся, не растерявшую собранные крупицы земли. Может, он её в полутьме за гусеницу мохнатую принимает? Может быть, и за гусеницу благодарен кукушке?

Базай раскрыл ладонь, Гришаня положил в неё ладанку.

Чёрный кот за оконцем сверкнул глазищами и кровожадно замяукал.

А разбойник Базай взял из ладанки малую толику земли, потёр в ладонях, потомил в кулаке и выпростал из кулака ветку с синими цветочками. Разлился по темнице сладковатый запах, памятный Гришане по полуночному болоту. Прикоснулся Базай листикам и цветиками разрыв-травы к кандалам и цепям - спали оковы с Базая и семерых его разбойников.

- Ку! Ку! Ку! - заплакал Гришаня.

Сидя на плече у Базая, он увидел, как озолотили лучи купола и кресты у собора. Понял Гришаня, не выйти разбойникам тихо, не уйти под покровом ночи. Прорубаться будут - не убегут. Сколько душ невинных погубят в Княжиче!

А разбойник Базай взял из ладанки малую толику земли, дунул на неё, погрел в ладонях и выпустил из рук пару ящерок. Выбежали ящерки через оконце, зазмеились по стене на крышу. Сам Гришаня за ними вылетел. Любопытство терзало его сильнее, чем горечь за Княжич и страх перед котом. Да и Васька-Черныш сидел теперь у оконца смирно, лапы поджал, глаз от Базая не отводил.

Воспарив над деревьями и домами, Гришаня увидел солнце. Оно явило над кромкой лесов алый бок. На улицах Княжич-городка ещё было тихо, но за ставнями и занавесками слышалось движение.

Ящерки Базая выползли на крышу и, растопырив лапы, устроились мордами на восход. Длинными раздвоенными язычками ящерицы вылакали солнце. До самого горизонта. Тени на площади истончились. По небу сызнова разлилась заря. Выгнув спинки, сытые и согретые, ящерки покачивали головами и облизывались.