Лада

Через два дня провизия в городе закончилась окончательно, Ратибору пришлось собирать общий сход. Он сообщил о том что казны княжеской в городе нет и для того чтобы купить еды, надо деньги собирать. И люди, хоть и ропща, понесли у кого что было. Никита отдал все драгоценные камни, что у него имелись и всё золото. Еды привезли не сразу, оказалось что крестьяне выставили условие, деньги горожане должны были оставить в назначенном месте, а потом уехать и знак подать. А после забрать привезённые продукты. Плату за необходимое деревенские запросили втрое больше, чем раньше, ну да Ратибор торговаться не велел. Купец Микита с дружинниками, как и было сговорено, деньги оставил, знак подал и видел, как из деревни люди деньги забрали. Только вот когда деревенские ушли, продуктов не оказалось, как и денег. Слав, командовавший отрядом, что купца сопровождал, сжал зубы и направил своих людей на деревню. Дорого поплатились те, кто на их беде нажиться решил. Дружинники деревню спалили, а того, у кого деньги свои наши, на дубе, что посреди деревенской площади стоял, повесили. Найти их несложно оказалось, деревенские своих баб с детьми в лес отправили, дабы заразы избежать, осталось на всю деревню десяток человек. Вот пятерых из того десятка и вздёрнули, чтобы другим неповадно было, а из домов, перед тем как деревню запалить, всё съестное вытащили. Получилось даже больше, чем рассчитывали. Найденного надолго должно было хватить.

Ратибор, выслушав вернувшихся, только вздохнул. Не нравилось ему то, что происходило, если дальше так пойдёт, они рисковали, что недовольные крестьяне на город пойдут, и тогда совсем плохо будет. Но пока у них была еда, которую дружина распределяла по возможности честно и равно. Не все тем довольны были, кое‑кто требовал, чтобы провизию делили по внесённому вкладу, ну да Ратибор решил, что поровну, и недовольным пришлось подчиниться, потому как у Ратибора за спиной дружина была, которая единогласно его над собой главным признала.

Так прошла ещё неделя.

— Всемил, Ратибор, — в дружинную избу вломился один из мальцов. — Там… отец ваш…, — мальчишка махнул рукой. — Быстрее.

Братья тут же бросились за мальчишкой, тот привёл их к пепелищу дома Ворона Лесного. Слав лежал на земле, в окружении людей. Лежал и не дышал.

— Батя, — Всемил подскочил к отцу первым и приложил ухо к его груди. — Батя, — заорал он. Сердце у Слава не билось. Ратибор опустился рядом.

— Он мимо шёл, — сказал кто‑то. — А у пепелища остановился, бормотал что‑то, а потом просто упал.

— Видать, сердце не выдержало, — сочувственно сказал кто‑то другой.

— Батя, — Всемил плакал. — Ратибор, да что же это?

— Сироты мы теперь с тобой, — Ратибор поднялся. — Сходи домой, рубаху его нарядную найди и кольчугу боевую, в них похороним.

Всемил послушно поплёлся домой, а Ратибор отнёс тело отца в дружинную избу, а когда в последний путь переодели, на площадь, туда где тела умерших сегодня женщин собирали. Вечером Слава в общей могиле и похоронили. За всё это время Ратибор не проронил почти не слова. Заплакал он только дома, у постели молодой жены. Но она пожалеть не могла, а утром и её не стало.

Когда Ратибор вошёл в дом Никиты тот сразу всё понял, часто заморгал, отчаянно рукой махнул и ушёл к жене.

— Лада жива ещё? — спросил находившегося тут же Всемила Ратибор.

— Да, — кивнул тот. — Но уже почти в себя не приходит. Хотя, когда просыпается, вроде всё понимает.

— Иди к ней, а потом собирайся, за данью поедешь.

— Ратибор, но…

— Поедешь, — с угрозой повторил Ратибор. — Время пришло дань с земель собирать. Простись с ней и собирайся.

Всемил сидел у Лады, та не спала. Внизу что‑то громыхнуло.

— Мама, — вдруг сказала Лада и заплакала, сначала тихонько, потом сильнее а потом и вовсе завыла в голос. Всемил заметался. Надо было сходить вниз и узнать что случилось, потому что ежели Лада права и тётя Лебедь умерла, то Никита вполне руки на себя наложить может, но как же уйти и Ладу одну бросить.

— Папа, — плакала Лада. — Всемил, папа.

— Я быстро, — Всемил бросился вниз.

Никита сидел у постели умершей жены и выл. Увидев парня, он замер и испуганно раскрыл глаза.

— Лада? — прохрипел Никита, голос не слушался. — Умерла?

— Нет, плачет. Она почувствовала что Лебедь ушла. Пойдём к ней, дядя Никита, прошу, — он поднял мужчину с пола и почти силой повёл наверх.

— Папа, — Лада силилась приподняться, но не могла.

— Ладушка, — Никита сел к ней на кровать, обнял и заплакал вместе с дочерью. Всемил подошёл и обнял обоих.

— Мне страшно, — прошептала Лада. — Я боюсь умирать. Маме было больно?

— Нет, Ладушка. Она во сне ушла, тихо, безболезненно, не страдая, — Никита укачивал дочь как младенца. — Ты не бойся и не плачь.

— Может ещё поправишься, — Всемил щёлкнул подругу по носу и только боги знали сколько усилий ему пришлось приложить чтобы слова эти звучали беспечно.

— Конечно, только для этого покушать надо, — закивал Никита и поспешил на кухню, суп подогреть.