Лабух

Внутри него покоились несколько пластов солёного сала, завернутого в пергаментную бумагу и четверть самого крепкого самогона, которого только удалось достать.

— Ух ты, — только и смог сказать сразу же подобревший дядя Петя и опасливо покосился в ту сторону, куда скрылись женщины.

— Ну, что, за встречу?

— Это можно! — сглотнул он.

В общем, когда тётка с любимой племянницей вернулись, мы уже почти подружились. То есть, ваш покорный слуга из разряда «понаехавших дармоедов» был произведен в «приличного молодого человека из провинции». Что же касается мадемуазель Куницыной, то она хоть и полная дура, но всё же смогла найти себе нормального хахаля. О чем глава семьи и поспешил сообщить прибывшим в горницу дамам.

Однако их это умозаключение ничуть не фраппировало, поскольку ничего иного они и не ожидали. Судя по рассказам Маши, дядя Петя был из коренных москвичей. Начинал приказчиком, потом сам стал хозяином и даже женился на барышне из благородных, но потом дела пошли хуже, а кончилось всё и вовсе революцией. Детей им бог тоже не дал.

Племянница уже какое-то время у них жила, но потом родственники толи разругались, толи ещё что, но она вернулась в Спасов. А вот теперь попросила ненадолго приютить, на что тетушка ответила согласием, а дядю, кажется, никто и не спрашивал. Он, в общем, тоже не слишком интересовался нашими планами, предпочитая семейным разговорам дегустацию свалившейся на него благодати в бутыли из мутного стекла.

Лариса Николаевна ­– так звучало полное имя супруги, впрочем, недолго терпела нарушение дисциплины, и как только благоверный стал клевать носом, без всяких сантиментов отправила спать. Как ни странно, тот сразу же подчинился.

— Николай! — не терпящим возражений голосом сообщила она мне, после того как дядя Петя угомонился. — Если вы хотите добиться успеха в Москве, вам следует воздерживаться от подобных возлияний! В особенности, с Петром Кузьмичом!

И хотя у вашего покорного слуги вертелось на языке, что для устройства в столице умение жрать в три горла водку просто необходимо, я поспешил заверить, что всё произошедшее просто досадная случайность и никогда больше не повторится!

— Зря ты его напоил, — шепнула Маша, когда мы остались одни.

— Никто ему силой в рот не заливал!

— Не сомневаюсь. Ладно, поговорим об этом завтра, а теперь пора спать.

— Как скажешь. Где мне упасть?

— Пойдем, покажу, — как-то странно улыбнулась девушка.

Как оказалось, тётушка не стала вникать в особенности наших отношений и отвела одну комнату с широкой поистине купеческой кроватью.

— Не пожалеешь? — удивленно посмотрел я на неё.

— Не знаю, — тряхнула она гривой уже распущенных волос. — Но сейчас, я не хочу оставаться она, а потому умоляю, помолчи!

Наверное, рано или поздно это должно было случиться. Профессиональные отношения на сцене частенько переходят в горизонтальную плоскость. Правда, из этого редко получается что-нибудь хорошее. Вероятно, поэтому я и не форсировал события. Как уже говорил, Маша очень красива, к тому же хорошо поёт и обладает природной грацией. В неё невозможно не влюбиться, в особенности, когда смотришь на сцену из глубины зала. Как, впрочем, и вблизи.

А потом наступило утро. Выскользнувшая из-под одеяла Куницына быстро оделась и снова превратилась в неприступную звезду, к которой можно испытывать страсть, но нет способа дотянуться руками…

— Вставай, Семёнов, у нас много дел!

Что же, следовало признать, что когда Мария рассказывала о своих знакомствах в столице, она нисколько не погрешила против истины. Её и впрямь знали многие антрепренеры, театралы и, конечно же, рестораторы. Нет, о сольном концерте в Большом театре она, конечно же, не договорилась. Но слухи о прибытии известного автора и исполнителя Николая Северного среди москвичей поползли, а потом появились и заметки в газетах. Не на первых страницах, конечно же, там сейчас всё больше о международном положении. Но всё же…

В общем, как и следовало ожидать, нашими концертными площадками снова стали рестораны и тому подобные заведения. Публика в них ходила самая разная. Были и «ответственные работники», которые ещё не стали номенклатурой, но уже чувствовали себя элитой. Случались и откровенные уголовники. Но по большей части, всё же нэпманы. Впрочем, последние только на первый взгляд кажутся какой-то монолитной группой. А так, среди них есть и солидные бизнесмены, ворочающие серьёзными капиталами, и вчерашние спекулянты, обрадованные возможностью свободно торговать всякой всячиной.

Маша, которую я уговорил отказаться от дурацкого псевдонима «Задунайская», пела «Бублички», «Фраера» и, конечно же, романсы. Я аккомпанировал ей на гитаре или обменянном на три пачки папирос и часы аккордеоне. Потом делали перерыв, и выступал уже я. «Друзья купите папиросы», «Мурка», «Гоп со смыком»… Успех был полный!