Лабиринты времени

– Эй, детектив! Лови! – стандартный пакет для улик полетел в мою сторону. – Ты, кажется, ножики собираешь. Мы из него всё выжали, затеряется еще. Притащишь, если на суде понадобится. Если будет суд.

– Почему не быть?

– А ты уверен, что в Порту вообще наш маньяк был? Я вот не очень.

…Уверен?

Дежурство давно кончилось. Вопросы остались. Не давали расслабиться, стучали изнутри в череп. Даже дома.

Томные лиловые сумерки сочились через жалюзи, бросали решетку теней на холодную кровать и столик, где стоял терминал.

Четыре личных дела – четыре воина в шеренге. Чуть в стороне стопка бумаг по Порту. Подумав, я отложил её подальше.

Четыре нападения на улице – одно в здании.

Четыре – по одному трупу, одно – с двумя.

По четырем есть представление о личностях пострадавших.

Сходства? Нечеловеческая сила нападавшего, попытки изуродовать трупы до неузнаваемости, запах…

Решено. Порт временно отметаем.

Что у нас с жертвами? Двое мужчин, двое женщин. Разброс по возрасту? От двадцати до пятидесяти. Профессии? Помощник приора, инструктор по дайвингу, домохозяйка, курьер…

Не складывалось! Решительно и окончательно.

Я поднялся с кровати, прошел в залу, поигрывая пакетом с ножом. Пошарил в холодильнике. Заветная бутылочка была почти пуста.

Коктейль из остатков вышел слабым и кислым. Я тянул его, стоя у окна.

Маньяки и серийные убийцы не атакуют просто так. У них обычно сдвиг по фазе на какой-то детали.

Что же было общего у жертв?

…Фонтан за окном, изображавший основателя рода на ладье, спокойно журчал. Квартал семьи Рудольфи ничем не отличался от сотен ему подобных. Так живёт большинство. Лепящиеся друг к другу дома, общий двор, много гонора и чуть-чуть памяти о предке-основателе семейства.

Наш вот, несмотря на сменившуюся во времена генуэзцев фамилию, был, кажется, славянин. По крайней мере, так гласили легенды.

Моя квартира находилась в доме для неженатой молодежи. По ночам юные родичи сверху и снизу частенько кутили, мешая выспаться. По возрасту мне давно полагалось бы обзавестись семьей и переехать в более постоянное обиталище… не сложилось.

Я набросил плащ и вышел. На лестничной клетке столкнулся с откуда-то возвращавшейся троюродной кузиной Мариеттой, жившей со мной дверь в дверь.

– Дядюшка! Вы на свидание?

– Дожили. «Дядюшка», волкин ёж… – проворчал я.

Она засмеялась. Она хорошо чуяла меня-настоящего за привычной броней взрослости – и не упускала случая вогнать стилет в сочленение доспеха.

Вредина!

– Отчего сияешь? Сама со свиданки, так?

– Угу. А еще у меня таинственный поклонник завёлся.

– Таинственный?

– Весь день спиной чувствовала чей-то взгляд. Ходит за мной, бедняжка.

– Ты поаккуратнее. Знаешь, сколько таких вот ходит, а потом… – меня безжалостно перебили.

– Бедный дядюшка, ты совсем коп. Сними фуражку хоть дома.

– Детективам не положено фуражек.

– Да ну тебя. Не беспокойся. И не буду тебя задерживать. Она симпатичная? Извини, я же не хотела тебя тормозить. В общем, желаю не выспаться, – улыбнулась она.

Я ухмыльнулся в ответ.

Не выспаться можно по-разному. Можно не спать одному, мучаясь подступающим похмельем и мыслями о том, как служба умудрилась подменить жизнь. Можно – вместе, не давая выспаться случайно подвернувшейся симпатичной знакомой.

А еще можно разделить недосып со свидетелями и подозреваемыми. «Вот теперь – слайды», – как говаривал сотрудник Синьории из анекдота.

Ответы и вопросы, тени и углы.

– Ваш муж занимался политической деятельностью?

– Ваша супруга когда-либо плавала с аквалангом?

– Ваш брат упоминал…

– Знакомый…

– Сестра…

Слова сливаются в одно, не имеющее звука и значения. Связь цепляется за связь.

– Она всегда ходила к зеленщику в это время?

– Он бегал каждый день по утрам?

– Он возвращался в офис?…

Усталые лица. Безразличные лица. Скорбящие. Негодующие – их потревожили в час, когда все собираются у телевизоров.

Старые, много повидавшие стены семейных кварталов, покрытые невзрачной штукатуркой и вычурной лепниной. Блестящий керамогранит делового квартала и университетского городка.

Информация – потоком. Существенная и несущественная. Никогда не знаешь, где какая.

– Она была родом из Константинополя.

– Он учился на управляющего.

Он, она, они… И всегда – прошедшее время.

Прошедшее время. Оно стоит колом в горле, и от него пусто в груди.

Было почти три ночи.

Небо плакало холодным дождём, а я нашел приют за столиком в баре Агнессы. Маленькая круглая стойка и с десяток столиков ютились под круглым навесом, рядом помещалась зимняя пристройка из стекла и брезента.

Бар располагался на моле, откуда открывался прекрасный вид на стоянку яхт и белоснежный стадион недавней постройки. Было рукой подать до стеклянной башни Управления полиции, и потому жизнь кипела здесь круглые сутки.

Днём и ночью можно было встретить здесь как минимум пару-тройку полицейских. Ненормированный день, что уж тут говорить! Пусть тут и не пахло роскошью, место было правильным.

До весны баром владел сумрачный грек-старик, с ворчанием отпускавший служителям закона в долг и помнивший по имени каждого из нас. Здесь справляли повышения и провожали в отставку, праздновали раскрытия и поминали.