А теперь его нет. С одной стороны, это на руку, так как не довлеет над ней больше меч лживой добродетели и она полноправная наследница. Но с другой стороны, при его-то крепком здоровье, за которым отец следил денно и нощно, поддерживая на лучших курортах мира, столь внезапная загадочная смерть выглядит очень странно. Катюха не настолько глупа, чтобы верить в случайности, поэтому немедленно сделала единственно правильный вывод: сердечный приступ отца вызван искусственно. Даже результаты вскрытия не изменили ее личного мнения: отца убили, и теперь дело чести дочери – найти и покарать убийцу.
Может, и хорошо, что он не посвящал Катюху в свои преступные дела и планы, доказывая как дважды два их разумность и полезность для общества. Но о Миле-Люсеньке все же посчитал нужным рассказать. С подробностями. И исключительно с ней, с этой деревенской сумасшедшей, Катюха теперь связывает причину его смерти.
Однако недостает какого-то фрагмента, чтобы пазл убийства отца сложился в цельную мозаичную картинку, а именно – Милы Миланской, которая исчезла бесследно.
Скорее всего, эта пресловутая Люсенька убедила отца, что именно она и является Милой Миланской. Тот поверил и погиб: заигрался с симпатичной бабенкой, в которую – и Катюха знала это наверняка – был страстно влюблен. Потому-то она никогда не выпускала из виду Милу Миланскую, всегда была рядом и узнавала о ее планах из первых уст. И все же проглядела.
Неужели Мила Миланская успела свалить за границу? Так зря, Катюха ее из-под земли достанет. И не окажется такой излишне мягкотелой, как ее папочка, большой любитель баб-с. Мужчины легкомысленно надеются на слабость женщин, тешась домыслами, ими же придуманными, о собственном величии. Отец лелеял ту же надежду, пытаясь использовать их в личных целях. И просчитался: раз на раз не приходится.
Бедный папочка! Давно бы кинул свою империю зла и отправился на заслуженный отдых. Жил бы себе за границей да радовался удавшейся обеспеченной жизни, путешествовал бы по разным странам и добросовестно ждал появления внуков.
Так нет же! Жадность его одолела, не захотел выпускать из рук слишком податливые человеческие судьбы. Ни на секунду не ослаблял мертвую хватку и продолжал мучить загнанные в сети жертвы. Хотел, наверное, до самой смерти править балом. А смерть-то его и не стала дожидаться до глубокой старости. Взяла – и сама к нему заявилась. Так что выходит, его желание исполнилось: до последнего мгновения занимался любимым делом.
– Слишком долго спишь, Люсенька, – обратилась она к Миле. – Это ты за последнюю неделю так привыкла к барской жизни? Раньше-то, наверное, чуть свет на работу вставала, чтобы с голоду не умереть? Не стесняйся, подсаживайся к столику.
– Какая чушь! Ты хоть слышишь себя? – Мила с трудом поднялась. Борясь с головокружением, доплелась до кресла и села напротив Катюхи. – Как я сюда попала?
– Пришлось тебя на своем горбу переть. Не перепоручать же столь ценную ношу еще кому-то. Тебя здесь теперь ни одна собака не найдет.
– Мне плохо, – произнесла Мила, чувствуя жажду и сухость во рту.
– А кому сейчас хорошо? – усмехнулась Катю-ха. – Мне вот еще хуже: отца похоронила. И теперь я – круглая сирота. Хотя, если хорошо подумать, у меня есть сестра – Мила Миланская. Ты мне не подскажешь, где она сейчас скрывается? Куда ты ее спрятала? – миролюбиво спросила Катюха, и только сложенный веер, которым она легонько похлопывала по раскрытой изящной ладони, выдавал ее крайнее раздражение. – И от кого, интересно? Неужели от правосудия?! Ну не клуха ли ты после этого? А вот она тебя вряд ли пожалеет.
– Я хочу пить, – тянула время Мила, лихорадочно пытаясь что-то придумать.
– Да сколько угодно, – произнесла Катюха и, взяв со столика стакан с минеральной водой, плеснула Миле в лицо. – Смотри не захлебнись.
– Я ничего не понимаю! – прошептала Мила, вытирая лицо салфеткой.
– Да?! Скажите, пожалуйста: она ничего не понимает! – Прекрасные черные брови Катюхи удивленно взметнулись вверх. – Отправила на тот свет моего папочку – и прикидывается невинной овечкой! – Катюха немного привстала, потянулась через столик и неожиданно резко ударила Милу по лицу сложенным веером.
Мила вскрикнула от боли и отпрянула, прижав ладонь к щеке, на которой появился кровоточащий след.
– Совсем, что ли, с ума сошла?! У тебя, конечно, горе, но это не причина, чтобы кидаться на людей.
– Это ты, что ли, человек? Неужели так больно? Я лишь пытаюсь снять с тебя чужую маску. Но она приросла намертво, раз ты даже чувствуешь боль, предназначенную другой. Не бери в голову, это я Милу Миланскую ударила, не тебя. Если же я ударю тебя, будет гораздо больнее.
– Чего ты хочешь?
– Чего я хочу?! – Катюха расхохоталась. – Папочку своего вернуть! – Она злобно уставилась на Милу. – Хотя нет, лучше не надо. Ему наверняка там спокойнее и безопаснее, чем в этом бренном мире. Но я хочу поквитаться за него с тобой!
– Я его не убивала.
– А кто его убил?
– Он сам умер. От сердечного приступа.
– А кто ему организовал этот сердечный приступ? Кто его искусственно вызвал?