– Если я в положении, это не значит, что стану теперь затворницей. Хочешь снова довести меня до стресса? А не хочешь, так позволь мне самой решать за себя. Сейчас мне лучше не делать резких движений, чтобы не привлекать излишнего внимания, а выходить из привычной светской жизни постепенно. Какое-то совсем не продолжительное время – хотя бы недельку – я осторожненько потусуюсь в привычной среде, а потом, подготовив тылы, незаметно спущу бурную деятельность на тормозах благоразумия и тихонько исчезну, уступив место кому-нибудь другому. И тогда мне не придется отбиваться от сумасшедших папарацци, газетчиков и телевизионщиков. Забыл, что случилось, когда я внезапно исчезла из поля их зрения? Какой только гадости они про меня за прошедший год не напридумывали! Тебе этого мало? Если опять скроюсь, не поставив их в известность, они примутся меня разыскивать и до всего докапываться. Будут висеть тут на деревьях, следить за нами, и никакая охрана не поможет. Тебе это надо? Нет! Вот и мне не надо. А потому я завтра, как и весь светский бомонд, буду присутствовать на похоронах Владислава Антоновича, отца моей лучшей подруги Катюхи.
– Я думал, ты не знаешь… Может, ты и права. – Дядюшка тяжело вздохнул. – Ты мне только позванивай чаще, хорошо? Чтоб я знал, что у тебя все в порядке. Да и мои добры молодцы за тобой приглядят.
– У меня и свои есть, поэтому твои меня до них лишь проводят.
Это ее первое столкновение с Катюхой, поэтому Мила волновалась так, словно готовилась к встрече с самой судьбой. Троянов тщательно скрывал их друг от друга, да и понятно почему: о ее существовании Катюха не должна была даже догадываться, так как Миле после удачно сыгранной роли предстояло кануть в вечность.
Роскошная, благоухающая дорогущими духами, высокая, стройная, как фарфоровая статуэтка, брюнетка влетела в квартиру, как только Мила открыла дверь, и тут же бросилась к гардеробной комнате.
– Прими мои соболезнования… – начала было Мила, но та только отмахнулась.
– Платье где? – не глядя на Милу, принялась нервно передвигать многочисленные вешалки с одеждой Катюха. – Да помоги же мне! Давай быстрее! Вдруг оно мне не подойдет и придется искать другое.
Наконец она нашла то, что искала, и, сбросив одежду, примерила великолепный черный наряд, годившийся лишь для праздничного торжества. Она крутилась перед зеркалом, и лицо ее выражало полное удовлетворение. Мила же глядела на нее как на сумасшедшую, не представляя, как можно пойти на похороны в длинном платье с полностью открытыми плечами и полуголой спиной.
– Именно то, что нужно! – Катюха впервые взглянула на Милу и удивленно подняла прекрасно очерченные черные брови, впившись в нее очаровательными голубыми глазищами. – Что с тобой? Ты сама на себя не похожа. Какая-то неухоженная, помятая: типичное чучело! И во что ты одета?! Это же платье из коллекции прошлого сезона! Совсем, что ли, спятила?! Надеюсь, ты не собираешься опозорить меня своим видом? Я такие грандиозные похороны устраиваю и прошу тебя выглядеть соответствующе! Ведь ты моя лучшая подруга.
– Я себя в последние дни не очень хорошо чувствую…
– Давай и тебе что-нибудь подберем, – перебила Катюха и снова принялась деловито передвигать вешалки. – Вот, нашла. Наденешь это. – И она сняла с вешалки черное длинное атласное платье на тонких бретельках. – Теперь обувь. – Катюха поставила перед Милой изящные черные туфли на высоченных каблуках.
«Она не в себе от горя», – подумала Мила и спросила:
– А остальные тоже будут так выглядеть?
– Если они будут выглядеть по-другому, их не пропустит охрана. Ты ведешь себя так, словно отец умер у тебя, а не у меня. – Катюха недовольно сверлила взглядом подругу, передавая ей шляпку с вуалью. – Это тоже наденешь, иначе близко ко мне не подходи. Собирайся! Мы сейчас же едем в салон. Завтра трудный день, и нам нужно отдохнуть.
Мила не решилась отказать Катюхе, уверенная, что та находится почти в невменяемом состоянии из-за внезапно свалившегося на нее горя, а потому не ведает, что творит, и лучше быть рядом, если с ней вдруг случится нервный срыв.
В последующие пять часов они подвергались самым немыслимым косметическим истязаниям. Сначала их тела обмазывали шоколадом, затем лили на лоб тонкой струйкой какое-то теплое, терпко пахнущее масло, после чего отмачивали в цветочно-солевых ваннах. Далее разминали гладкими горячими камнями и лепили их лица, словно глину… В общем, даже вспоминать не хочется.