Обед проходил в роскошной каюте, которая стояла на палубе. Длинный стол, прочно закреплённый - он даже не ёрзал от качки, когда налетал ветер и поднимал волну - окружали длинные лавки. Князь Михаил занял место в торце, волхвы разместились поближе к нему, а ребятишкам достался дальний конец. Трапеза началась чинно, но князь быстро растеребил утку, приготовленную для него, пожелал всем здоровья и ушёл. Олен тотчас вскочил:
- Так что с Офером? Предатель! А ещё волхв!
Борун постучал по столу:
- Не возражаете, если не вече учинять, а мирную беседу?
- Мирную? Беседу... - медленно, словно пробуя слово на вкус, возвёл глаза к потолку Ждан, - Неплохая идея. Мне нравится, если без крика. Дайте-ка слово молвить, волхвы! Хотите справедливо рядить? Тогда судебное уложение лучше всего...
Гера, Борун и Дара кивнули, а Онфим и Тагет-Офернедоумённо уставились на Ждана:
- Какое Уложение?
- О порядке разбирательства. Каждому слово дать и не мешать, пока не выскажется...
Олен горячо выкрикнул:
- Разбираться хочешь? Думаешь, я неправ? Офер в людокрадстве признался, о чём судить-то?
Онфим возразил:
- Не о том речь. Зачем он их похитил? Пусть скажет. Коли цель благородна, так и проступка нет.
Гера вскипела:
- Что? Цель оправдывает средства? Да как у тебя язык повернулся!
Но Борун опять постучал по столу:
- Ждан, ты Уложение писал, ты и веди следствие.
Молодой волхв велел слугам очистить стол, потом предложил волхвам рассесться по обе стороны, как кому хочется:
- Кто за Олена? Слева от меня. Кто за Офера? Хорошо, хорошо - Тагета... Так, кто за него - одесную, справа. Обвинение мы слышали - людокрад. Теперь слово тебе, Тагет. Объяснись.
Гера и Дара взяли сторону Олена, как и ребята. Рядом с обвиняемым остался Онфим. Борун сел нейтрально, напротив Ждана, в торце стола. Тагет покривился, увидев своё меньшинство. Достав из кармана плетеную золотую цепочку, он возложил её на голову, прижав длинные седые волосы. Встал, оперся на стол, обратился к обвинителю:
- Олен, ты от жизни отстал! Вольно тебе по храмам отсиживаться, за справедливость ратовать. Сытно ешь, сладко спишь, пером скрипишь, и всё для себя, для себя... А я - для всего мира! Я делом занимаюсь! Мне они, - палец указал на Тима и Славку, - нужны, чтобы Аполлона склонить, Этрурии победу дать. Тогда и мир наступит. Благоденствие! А ты мне - похитник! Вот скажи, чем связать народы? Только властью!
Лада гневно оборвала распалившегося Тагета:
- Послушай, мало тебе людинской крови пролито? Дважды не удалось, так третьего готовишь в повелители мира. Может, хватит дурить?
Седовласый волхв продолжил:
- Я не дурю. Я против лишних смертей. Будет империя - конец войнам. Воевать станет некому и не с кем. Вот и всё, - он тяжело опустился на лавку, сложил руки на груди, вперекрест.
Ждан выждал, не добавит ли Тагет чего, затем обратился к остальным:
- Кто молвит против? Олен, не ты!
Тот вскочил было, но сел назад, промолчал. Борун тоже. Дара поднялась:
- Единая власть? К чему она? И пусть народы разно говорят! Важно, думали бы по-доброму...
Гера добавила с места:
- Толку-то в императоре? Храмов надо побольше, чудесами народ убеждать, веру крепить. Учить добру.
Онфим поднялся, оправил своё одеяние, которое напомнило Русане рясу, которые в будни носили православные священники:
- Так он про то и глаголет. Мир - когда единая власть и единая вера. Есть такая вера. Алексей Комонин себя не пожалел, чудесами прославил. Только ты, Тагет, заблуждаешься. Не твой царь, и не твой бог народ соединит. Прусенна - язычник. Вы, - он обвёл рукой всех волхвов, - народ по мелким богам растаскиваете, оттого разброд! А вот я - от истинного бога и за истинного царя!
Ждан спросил, что ещё слова просит, но Борун отказался, молча пересел на сторону Тагета. Олен вспыхнул:
- Ты-то почему? Думаешь, потакать людокраду - это к чести волхва? Ты предал не меня, - он показал на подростков, - ты их предал!
Борун вздохнул, встал, пояснил:
- Тагет неправ, что похитил детей. Но прав, что время мелких царей и мелких богов минуло. Волхвов слишком мало, чтобы ссориться. Надо людинам помогать. Думаю, Иса смиренный, в коего Комонин уже молвой обращён, самая та вера.
- Да что же такое творится! Арьи, где ваша память? Природных наших богов на словоблуда менять! Как можно?
Олен трагически возвёл глаза к потолку, сел на лавку, спрятал лицо в руки, словно собирался заплакать.
- Думайте, волхвы, - непонятно приказал Ждан.
Наступило полное молчание. За стеной слышалось мерное буханье - ходовой барабан задавал темп гребли. Команды дежурного офицера или самого капитана тоже долетали сюда, но неразборчиво. Тимур вполголоса обратился к Русане:
- Ни фига у них заморочки! А лихо стрелки перевели с нас на весь мир.
Славка, наученный опытом и всегда готовый разочароваться во всесилии волхвов, согласился:
- Вот тебе и волшебники...
- Тебе ты так, - рассудительная одноклассница вроде как заступилась, поддержала волхвов, - о всех народах думать. Небось, голова вообще расплавилась бы.
Тимур немедленно принял сторону друга: