Лабиринты

Трактирщик, грохоча сапогами, взбегает по лестнице, распахивает дверь комнаты. На столе у окна – чемодан, незапертый, трактирщик откидывает крышку – деньги на месте. В постели нежится Лизетта, жена трактирщика.

– Мани угораздило под сваленный бук попасть. – Трактирщик не отрываясь смотрит на пачки денег. – Рубили на новые стропила для церквушки.

– Да мы слышали удары, – зевая, отвечает Лизетта.

Трактирщик все пялится на пачки денег, потом начинает пересчитывать:

– Десять тысяч, десять тысяч, десять тысяч… Э, погоди-ка, тут… десять тысяч, девять тысяч… – Он пересчитывает заново: девять тысяч, десять тысяч, восемь тысяч. – А-а, это вы, бабы, взяли деньги, каждая по тысяче!

Лизетта смеется:

– А ты как думал? Не задарма же. Или цена не устраивает? У нас найдется что рассказать.

Закрыв чемодан, трактирщик уносит его в спальню. Уже собираясь запереть дверь, он спохватывается, что у жены тоже есть ключ от спальни, и, забрав чемодан, спускается вниз. Латчера в трактирной зале нет. Трактирщик видит это еще с лестницы и спрашивает Энни, где Ваути.

– Почем я знаю.

Трактирщик велит ей идти в кухню мыть посуду, Энни ухмыляется:

– И не подумаю. Я там ничего не забыла.

Трактирщик орет на Фриду, почему она сидит сложа руки, когда работы невпроворот. Фрида заявляет, что она ему больше не прислуга: работать ей теперь незачем, она дочь миллионера и в скором времени станет невесткой другого миллионера, то бишь его самого, трактирщика, она же выходит замуж за его сына Зему. Трактирщика бросает в пот, и тут в маленьком оконце он видит: мимо проезжает «кадиллак».

Выехав из деревни, автомобиль все больше удаляется вниз по склону, направляясь к выходу из долины; у скалы, за которой дорога уходит в лес, Латчер сбрасывает скорость, догнав идущую по дороге жену мертвого Мани. Ее, Клери, дочь Цурбрюггена, Латчер не видел сорок лет. Она тащит чемодан. «Кадиллак» останавливается. Клери идет своей дорогой. Латчер опускает стекло, высовывается из машины:

– Эй, Клери, садись-ка!

Она останавливается, долго смотрит на него, наконец говорит:

– Ну, раз уж ты приглашаешь, Ваути Лохер.

Он открывает дверцу, Клери ставит чемодан на заднее сиденье, сама садится рядом с Латчером.

– Выглядишь как столетний старик.

– Старые мы стали, оба старые. – Потом, когда они едут через лес, он спрашивает: – Куда собралась-то?

– В Верхний Лоттикофен. Работу искать.

Машина медленно едет вниз, в долину. Чуть не у самого Флётенбахского ущелья Латчер резко выворачивает руль, и машина встает почти поперек дороги. Латчер выключает двигатель. Молчит, смотрит куда-то вперед.

– Клери, – наконец говорит он, – ты тогда не сказала мне, что беременна.

– Мы с Мани решили пожениться, значит, это только нас касалось, а не тебя.

– И Мани это не остановило?

– Ребенок есть ребенок, – говорит Клери.

Латчер молчит задумавшись, потом говорит:

– Оно и лучше, что ты вышла за Мани. С тобой-то мы из одного теста. Не ужились бы. – Он расстегивает шубу, ворот синего, потом ворот надетого вниз красного спортивного костюма. – Опять эти боли. Все как полгода назад. – Он откидывается на спинку сиденья, бессильно уронив руки. – Я недавно из больницы. Инфаркт у меня был.

Оба молчат. Небо над белыми елями блекло-серое, на востоке как будто сгустилась мутная, более светлая масса, однако солнца не видно. Латчер медленно, размеренно растирает себе грудь, просунув руку под оба воротника своих спортивных костюмов.